Преподобный Пимен (в миру Петр Дмитриевич Мясни-ков)
родился 10 августа
1810 года в городе Вологде. Родители его, Дмитрий Афанасьевич и
Авдотья Петровна, были люди благочестивые, честные и достаточные
и происходили из торгового сословия.
Когда Петру минуло семь лет, его стали учить грамоте. Народных училищ
в то время в Вологде не было, и дети лю-дей среднего класса учились
грамоте, где придется. Непода-леку от дома Мясниковых жила одна
старушка - Крылова, из духовного звания, зырянка из города Никольска.
Старуш-ка эта имела небольшой домик и занималась печением сдоб-ных
ватрушек; у нее были три дочери немолодых уже лет - старшая, Пелагея
Егоровна, была портниха, а обе младшие - башмачницы и неугомонные
певуньи. Пелагее Егоровне вы-пало на долю быть преподавательницей
грамоты мальчику Петру. Он и его товарищ по имени Андрюша ежедневно
ходи-ли к этой учительнице.
Но вероятно, ученая портниха не в равной мере обладала способностью
шить и способностью преподавать; прошло два года, что мальчики учились,
а все еще читать порядком не умели. Тогда учеников от Пелагеи Егоровны
взяли. Андрюшу отдали в медники, а Петрушу поместили к крестному
отцу, который и довершил образование своего крестника, доучив его
грамоте. Впрочем, и тут успех был не полный: читать кре-стник выучился
хорошо и бойко, но что касается чистописа-ния - эта наука ему вовсе
не далась, и он усвоил себе почерк мелкий и малоразборчивый.
Когда Петру было уже лет десять-одиннадцать и он мог свободно читать,
он принялся за чтение Библии, крупной и четкой печати Елизаветинских
времен, бывшей в родитель-ском доме. Чтение божественной книги имело
на него боль-шое влияние и оставило в уме отрока неизгладимые следы:
он охладел ко всему временному и, помышляя более о небесном.
нежели о земном, начал думать, как бы ему поступить в мона-стырь.
Отец его был церковным старостой в своем приходе, и Петр, когда
только мог, непременно бывал в церкви. Он часто также ходил в Духов
монастырь и, встречаясь там с одним подвижником, познакомился с
ним. Он был человеком благо-честивым и кроме храма Божьего почти
нигде не бывал. Жил он в уединенной келейке, которую для него выстроили
у себя на дворе всеми уважаемые в Вологде пожилые девицы Ачябьевы.
Этот подвижник, к которому Петр начал ходить, поддер-живал в юноше
его благочестивое настроение.
Достигнув семнадцатилетнего возраста, Петр достал себе книгу "Алфавит
Духовный" и, прочитав ее, окончательно утвердился в мысли отказаться
от мира.
Зная крутой и несговорчивый характер своего отца, не слишком расположенного
к монашеству, Петр весьма опа-сался открыться ему, предвидя с его
стороны сильное сопро-тивление. К счастью, две из его младших сестер
отпросились у отца вступить в Горицкий Троицкий монастырь. Это облег-чило
и Петру объяснение с отцом, и тот, хотя и не весьма охотно и не
вдруг, однако согласился не мешать благочести-вому юноше последовать
примеру сестер.
Вот что пишет об этом преподобный Пимен в своих вос-поминаниях:
"В том же (1830) году, на сырной неделе, я отпра-вился на богомолье
в Глушицкий монастырь, в котором Брянчанинов был приукажен. В то
самое время, как я при-шел в монастырь и подходил к гостинице, Брянчанинов
садился в сани... и отправлялся в Семигородную пустынь, куда и я
также направлялся. Переночевав в Глушицком монастыре с четверга
на пяток, я наутро отправился пешком и пришел в Семигородную пустынь
уже в субботу и пристал на гости-нице, а Брянчанинов, гораздо заранее
до меня приехавший, остановился у настоятеля, игумена Мельхиседека,
в так назы-ваемых архиерейских покоях... В прощенное воскресенье
я был у обедни. Когда
я пришел в церковь, Брянчанинов был уже там и стоял в настоящей
церкви за правым клиросом, а я стал налево за столбом, под аркой.
Во все время обедни Брян-чанинов ни разу не обернулся и, следовательно,
не мог видеть, что кто-либо стоит за ним. Ему поднесли просфору
и,
когда по окончании обедни служащие и братия пошли в пре-дел совершать
установленное молебствие, которое бывает по-сле литургии, Брянчанинов
обернулся и, подошедши прямо ко мне, дал мне просфору и, спросив
где я остановился, сказал мне: "Я к вам приду".
Невзирая на его молодые лета, видно было, что он много читал отеческих
книг, знал весьма твердо Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Добротолюбие
и писания других подвижников, и потому беседа его, назидательная
и увлека-тельная, была в высшей степени усладительна. Эта продолжи-тельная
беседа его со мной меня еще более утвердила в моем намерении удалиться
из мира и вступить в монашество..."
В июне 1932 года Петр поступил в Новоезерский Кириллов монастырь,
где настоятелем был в то время игумен Аркадий, избранный на это
место по указанию архимандрита Феофана (Соколова), ученика преподобного
Феодора Санаксарского. Игумен Аркадий всегда относился к своему
предместнику с великим уважением и редко что-либо предпринимал без
его совета и благословения. Оставив управление монастырем, архимандрит
Феофан неукоснительно бывал у всех служб и распоряжался чтением
Шестопсалмия, Пролога и прочего. С детства возлюбивший монашество,
он на деле своим при-мером преподавал Новоезерской братии наставления
к бого-угодной жизни, стараясь водворить дух подвижничества и смирения
в обители, им восстановленной и обновленной. При нем и при его преемнике
обитель процвела и просла-вилась строгостью своего устава, внешним
и внутренним бла-гоустроением.
Юный послушник Петр находился на послушании в келарной, помощником
келаря. Не без пользы провел он время своего новоначалия в Новоезерском
монастыре и по прошест-вии многих лет, вспоминая о своем там жительстве,
рассказы-вал многие подробности виденного им и различные обстоя-тельства
тамошнего житья, глубоко врезавшиеся в его память.
После кончины архимандрита Феофана, последовавшей 3 декабря 1833
года, Петр прожил еще несколько месяцев в Новоезерском монастыре,
а в июне отправился на родину, в Вологду, хлопотать о своем увольнении
от общества.
Отец Игнатий (Брянчанинов), бывший в то время игуме-ном Лопотова
монастыря, снабдил Петра двумя письмами, из которых одно было адресовано
известному Оптинскому старцу и учителю, отцу Леониду (Наголкину),
другое - к отцу Иларию младшему, жившему когда-то в Свирском монастыре
вместе с Брянчаниновым.
Благодаря этим двум письмам, Петр был радушно принят в Оптиной пустыни.
Иеромонах Иларий, к которому Петр также имел письмо от отца Игнатия,
был в Оптиной пустыни ризничим, и так как кроме него был еще и другой
Иларий, то в отличие от. того этот назывался младшим.
По рекомендации игумена Игнатия (Брянчанинова) в 1834 году иеромонах
Иларий был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря Московской
епархии, с воз-ведением в сан игумена, и, отбывая на свое новое
место слу-жения, взял с собой послушника Петра в качестве своего
келейника.
При поступлении своем на Угрешу Петр был совершенный юноша, и хотя
от роду ему шел уже двадцать четвертый год, он казался на вид несравненно
моложе; небольшого роста, крепкого телосложения, но не слишком плотный,
с живыми, проницательными глазами, которые все видели, все замеча-ли;
с темными широкими бровями и густыми, как шелк, тем-но-каштановыми
волосами; бороды и усов не было еще и признаков.
Он приехал из Вологды в подряснике из толстого черно-го сукна "оптинского"
покроя и в кожаном поясе из тюленя, известных под названием "соловецких"
поясов. Такое одея-ние показалось очень странным Угрешской братии;
много над ним трунили; говорили, что в штатном монастыре так не
одеваются; называли его кожухом, однако Петр нисколько этим не обижался
и, не обращая внимания на то, что говорят другие, и хорошею ли,
дурною ли находят его одежду, продол-жал носить свой подрясник,
пока он ему годился.
Недели через две по приезде он подал прошение о своем принятии в
братство монастыря.
При настоятельских келиях для келейника особой камор-ки не было,
а в передней был отгорожен угол с окном, и здесь прожил Петр первые
пять лет своего пребывания на Угреше.
26 марта 1838 года игумен Иларий постриг послушника Петра в мантию
и нарек ему имя Пимен в честь великого подвижника монашества, как
бы предвещая ему, что и его имя в современном монашестве будет чтимо
и останется присно-памятным. После того он целую неделю неисходно
пребывал в Успенской церкви, где был пострижен, и в скором времени,
уволенный от должности келейника, получил отдельную келию. Все прежние
его послушания остались за ним, а вместо келейного он получил послушание
церковное.
В феврале 1839 года монах Пимен был хиротонисан в сан иеродиакона.
Угрешский казначей отец Серафим, очень хороший монах и человек способный,
в начале 1839 года был переведен митрополитом Московским Филаретом
(Дроздовым) в Мос-ковский Знаменский монастырь, а на его место был
назначен исправляющим должность иеродиакон Пимен. Несмотря на то,
что ему было едва тридцать лет и в монастыре были иеромонахи гораздо
старше его летами, но ни на кого из них не пал выбор владыки. Менее
чем через год настоятелю монастыря было предписано отправить иеродиакона
Пимена к викарию Московскому для посвящения во иеромонаха. 25 апреля
1840 года иеродиакон Пимен был рукоположен в сан иеромонаха. 26
февраля 1844 года - утвержден в долж-ности казначея.
Игумен Иларий мало входил в вещественные нужды оби-тели, помышляя
более о духовном ее строе. Иеромонаху Пимену приходилось иметь попечение
о ее благосостоянии, и на нем лежали все тяготы управления. Мало-помалу
он осваивался с ними и незаметным образом подготовлялся к той многосторонней
деятельности, какой потребовала от него впоследствии многолюдная
и обширная обитель, бла-годаря ему процветшая и прославившаяся.
Угреша, бедная средствами, убогая зданиями, скудная братией, известная
тогда не благочестием своих иноков, а их распущенностью, даже и
при строго подвижнической жиз-ни игумена Илария не могла никого
особенно прельстить своим настоятельством, но благодаря неусыпным
трудам, добросовестной нестяжательности и неутомимому усердию отца
Пимена, она впоследствии поднялась на такую высоту, что после Троицкой
Лавры и некоторых других первосте-пенных монастырей Московской епархии
стала во главе прочих как по внешности своей, так и по численности
бра-тии. В конце XIX века настоятельство в ней не показалось бы
унизительным и для святителей, желающих удалиться от дел управления
и жительствовать на покое. Всем этим Угреша обязана отцу Пимену.
В свою очередь, и отец Пимен был обязан Угреше, что он стал тем,
кем видели его в по-следние годы его жизни: он сложился и выработался
под влиянием мудрого, но крайне взыскательного правления святителя
Филарета.
В 1849 году отец Пимен познакомился с женой Павла Матвеевича Александрова
и с ним самим, впоследствии они стали деятельными благотворителями
Угрешской обители.
Вот что сам отец Пимен рассказывает в своих воспоми-наниях об этом
приснопамятном для Угреши дне.
"Мая 9, 1949 года, день был жаркий и прекрасный; перед обедней
приехала к нам в монастырь Мария Григорьевна Александрова, жена
мануфактур-советника Павла Матвеевича. Она приехала с одной из своих
родственниц, старушкой Елизаветой Ивановной, в дормезе в шесть лошадей,
и так как гостиницы при монастыре тогда не было, то пристала у меня
в келиях..."
Александрова обедала у отца Пимена в келий и просила его, чтоб он
ее всюду водил. Приезд такой гостьи в день хра-мового праздника
мог бы показаться обременительным для казначея в другом монастыре,
так как ему пришлось исклю-чительно с ней заниматься, но при тогдашнем
состоянии Угреши, и в самый праздник не особенно посещаемой богомольцами,
отец Пимен не был в большом затруднении, что ему пришлось удовлетворять
ее любопытство и всюду ее водить, потому что, кроме теплой Успенской
церкви, и вести ее было некуда.
Успенская церковь в то время была тесна и бедна, а дру-гой теплой
церкви не было. Вероятно, состояние этой церкви поразило и посетительницу,
и она спросила казначея:
- А где же бывают у вас ранние обедни? - как бы удив-ляясь, что
в такой церкви служат.
- Кроме этой, у нас еще теплого придела нет, - ответил отец Пимен,
- а потому зимой служится всего только одна литургия, а ранней вовсе
не бывает.
- Ну, а это что же такое? - спросила Александрова, указывая на дверь
с левой стороны церкви.
- Это просто чулан для дров, - ответил отец Пимен и отворил дверь.
- Нельзя ли вот здесь сделать престол? - спросила посе-тительница.
- Да отчего же нельзя? - сказал ей в ответ казначей, нисколько не
сообразив, что на пространстве четырех квад-ратных аршин никакого
алтаря сделать невозможно.
Но желание его иметь еще теплую церковь было так велико, что он
и не подумал об этой несообразности, радуясь мысли, что будет где
служить раннюю литургию.
- Когда вы будете в Москве, - сказала Александрова, - прошу вас,
побывайте у нас.
Несмотря на скудость тогдашних средств (при запу-щенности монастырских
зданий), отец Пимен был весьма осторожен и никогда ни у кого ничего
не выпрашивал, он говорил:
- Никогда ничего не проси для монастыря, высказывай, если представляется
удобный случай, какие монастырь имеет
нужды, но отнюдь не вымогай ничего, этим только можешь отбить охоту
у желающего что-нибудь сделать; гораздо же лучше предоставить каждому
сделать по своему желанию и по усердию с охотою, что Бог ему на
сердце положит, нежели по нашей усиленной просьбе и, может быть,
даже и с доса-дой, потому только, что мы выклянчили.
И действительно, отец Пимен всегда так и действовал. Бывали и такие
случаи, что он отказывался принять предла-гаемое, чтобы не подать
повода сказать, что монахи - попро-шайки.
16 сентября 1851 года последовало освящение придела при Успенской
церкви во имя преподобной Марии Египет-ской. Освящение совершил
митрополит Московский Филарет. Погода стояла в то время ясная, жаркая,
совершенно летняя, и потому было такое множество богомольцев, что
за длинными столами, расставленными по всему монастырю, обедало
до восьми тысяч человек. Угощение всем присутствующим было сделано
на счет Александрова, по его желанию.
16 октября 1853 года стараниями отца Пимена и при под-держке митрополита
Московского Филарета Николо-Угрешский монастырь был преобразован
из штатного в общежи-тельный, а иеромонах Пимен был возведен в сан
игумена и назначен настоятелем обители в виду того, что игумен Иларий
подал прошение об увольнении на покой. Накануне митрополит Филарет прибыл на Угрешу поутру;
сам совершил соборно всенощное бдение в Успенской
церкви, приказав заранее, чтобы новые одежды для всей братии, приготовленные
во время бдения, были положены около престола, и, когда бдение окончилось,
он прочел молитву, после чего отец Пимен стал подносить ему каждую
одежду, и он каждую благословлял и окроплял святой водой. На сле-дующее
утро вся братия облеклась в эти новые одежды и так явились все к
литургии, которую соборно совершил митро-полит, и в этот день посвятил
отца Пимена в сан игумена.
Относительно нравственных качеств отца Пимена можно сказать, что
для себя он не был ни корыстолюбив, ни стяжателен, ни вещелюбив.
Имея в руках десятки и сотни тысяч, он не сберег собственно для
себя ни одного рубля, и все, что было у него денег, велел записать
монастырскими. Но, не будучи стяжателен для себя лично, нельзя сказать,
чтобы он был вовсе чужд стяжательности для обители. Напротив того,
он постоянно помышлял о том и прилагал все свое старание, чтобы
увеличить и упрочить вещественное благосостояние Угреши и радовался,
когда делалось что-нибудь для обители, и скорбел, если желаемое
им не осуществлялось или было замедляемо. Но и при всей своей преданности
интересам монастырским и при всегдашнем и неусыпном о нем попечении,
он прежде всего памятовал свое монашеское звание и потому с великой
осторожностью делал каждый шаг, опасаясь подать повод к невыгодному
отзыву о монашестве, и с вели-кой осмотрительностью принимал предлагаемое
благотвори-телями.
Будучи в отношении к братии весьма взыскателен, он. когда требовалось
утешить кого-нибудь, наградить, помочь. не стеснялся и давал полною
мерою. Старшим из братии. когда отпускал их побывать в Москве, давал
по пяти, по десяти
рублей и более, а когда по прошествии многих лет жительства в монастыре
кто-нибудь из иеромонахов отпрашивался на богомолье в Киев или на
родину, и это было далеко, он давал значительное, достаточное с
избытком для путешествия количество денег, сообразуясь с потребностями
каждого, и были случаи, что он давал и по несколько сот рублей.
Он умел требовать, умел взыскивать и, наказывая строго, любил и
утешить человека достойного из братии, и умел щедро и. не стесняясь,
наградить и поощрить. Он всегда носил в кармане множество серебряных
монет, и когда при встрече с ним просил у него прохожий, нищий,
погорелый, рабочий или странник, он не отказывал никогда и, опустив
руку в кар-ман и смотря по тому, кто был просящий, давал ему столько,
сколько почитал нужным и достаточным.
Он не отказывал послушникам, живущим в монастыре и хорошо себя ведущим,
платил за них подати или оброк, хотя бы это составляло и несколько
десятков рублей. "Он трудится для монастыря и братии, - говорил
отец Пимен, - почему же монастырю и не помочь ему?"
В постные дни и во время положенных постов отец Пимен, согласно
с уставом, умеренно употреблял надлежащую пищу и в продолжение великой
четыредесятницы, хотя и строго воздерживался от рыбы, но не удручал
себя чрезмерным воздержанием, а говаривал: "Дай Бог соблюсти
в точности и то, что нам положено по уставу, не мудрствовать, а
в простоте исполнять".
Отец Пимен был всегда усерден к церковному богослужению и, глубоко
проникнутый духом монашества, строго придерживался устава церковного
и не дозволял никаких отступлений ни в самой службе, ни в часах
богослужения, которые, однажды установленные, никогда не были изменяемы.
Сам он, пока дозволяло ему здоровье, всегда приходил к утрене, начинавшейся
в три часа по будням, а в вос-кресные и в праздничные дни часом
или получасом ранее;
сам назначал, кому из иеромонахов или иеродиаконов читать Шестопсалмие,
выбирал из Пролога чтение по шестой песне и оставался до конца,
но на раннюю обедню молиться не оставался, а приходил к поздней.
Весьма часто в будни
он сам читал кафизмы или канон, не очень громко, но так внятно и
явственно, что во всей церкви слышалось каждое его слово. Чтение
его отличалось простотой и плавностью:
он не понижал и не возвышал голоса, читал мерно и неспешно. Он не
одобрял тех, которые при чтении, как он выражался, виляют голосом.
"Читай просто и внятно, а голосом не виляй; слово божественное
имеет свою собственную силу и не требует, чтобы мы старались своим
голосом придавать ему выражение; я почитаю это даже за самомнение,
будто я могу своим чтением произвести более впечатления, чем смысл
того, что Церковь положила читать; слово Божие более подействует,
чем наш голос".
Он был глубоко и искренно благочестив, не суемудрствуя и не сомневаясь
в учениях святой Церкви или святых отец. Ему часто случалось говорить
мирянам в ответ на какое-нибудь сомнение или на извинение, что они
не исполняют в строго-сти устава Церкви: "Нам тут сомневаться
не в чем, этому учит святая Церковь, и извинять себя не можем своими
мудрствованиями; почитайте-ка, что об этом говорят святые отцы,
вот и увидите, а они Богу угодили, да и поумнее были многих ваших
теперешних ученых умников, которые только мудрствуют и сами заблуждаются,
и других вводят в соблазн и в грех. От своих дел никто из нас не
оправдится, а если чувствуешь, что делаешь отступления, так не оправдывай
себя, а смиряйся, сознавай, что ты согрешил и живешь худо, не так,
как следует, не по божественному слову, и прибегай к милосердию
Божьему, а не говори: экая важность, что я это делаю или этого не
делаю. Очень велика важность; ты не хотел знать, что об этом гово-рили
святые отцы, прославленные угодники Божий, которые были не нам чета,
ты делал заведомо отступления от устава Церкви, стало быть, ты отступник
и не исполнил закон Хри-стов, стало быть, ты повинен чему? Знаешь
ли? Ни много ни мало, только геенне огненной. Так кайся, а не оправдывайся.
Сознай свою слабость, проси прощения у Бога, а не смей говорить:
экая важность! Сугуб грех имаши. Так-то, сударик, больше Церкви,
выше святых не будешь".
И в этом духе отец Пимен очень часто говаривал мирским людям, нисколько
не стесняясь значительностью лица.
"Если мы говорить не будем, кто же скажет? Не спрашивают
- не навязывай своих убеждений, не лезь с непрошеными советами;
а если спросили тебя, дали тебе повод говорить, желают услышать
слово на пользу, тут нечего стесняться и де-ликатничать; говори
дело, как есть, не на лицо зряще. Господь с тебя же взыщет: мог
сказать правду, предостеречь брата твоего от греха и погибели и
не сделал этого из пустого, глу-пого мирского угождения. Двум господам
слугой не будешь: служи Богу, а не человеку; а рассердится на тебя
за правду, что тебе от этого? И он человек такой же, как ты; дурно
ему, а не нам, мы сказали слово истины, не человекоугодствовали".
В 1855-1858 годах Николо-Угрешский монастырь часто посещал ректор
Московской Духовной семинарии архимандрит
Леонид (Краснопевков), впоследствии епископ Дмитровский, викарий
Московской епархии. Его частые и довольно продолжительные пребывания
в монастыре, столь же отрадные для него самого, сколько и для отца
Пимена, при-несли несомненную духовную пользу тому и другому: они
находили удовольствие во взаимной беседе, и ученый заимст-вовал
у неученого добытые опытом познания о монашестве, к которому принадлежал
по своему положению, которое любил по сердечному влечению, знал
по учению богословскому, но дотоле мало видел вблизи. Вот почему
впоследствии преосвя-щенный Леонид всегда называл отца Пимена своим
учителем в монашестве и высоко ценил его ум и опытность в жительстве
монашеском, что можно видеть из следующего случая. В 1870-х годах
поступил в Московскую епархию настоятель из одной соседней епархии,
и когда явился к преосвященному Леониду, тот, между прочим, посоветовал
ему познакомиться с архимандритом Пименом, настоятелем Угрешским.
- А он из какой академии? - спросил новый настоятель.
- Он в академии ни в какой не был, - ответил владыка,
- но человек он от природы весьма умный и даровитый;
опытный монах и не академик, но может научить любого ака-демика
монашеству и превзойдет многих в умении управлять монастырем. 24 августа 1858 года за выдающиеся заслуги по
устроению монастыря митрополит Московский Филарет возвел игумена
Пимена
в сан архимандрита. За это время трудами отца Пимена было выстроено
в монастыре пять церквей; Николаевский собор в 1843 году, церковь
преподобной Марии Еги-петской в 1851 году,
Успенская в 1852 году и 1860 году - Скорбященская и Петропавловская
скитская. Все они были освящены митрополитом Московским Филаретом.
14 сентября 1860 года была освящена Петропавловская скитская церковь.
В продолжение трех дней скит оставался от-крытым для женщин, а на
четвертый, после вечерни, его затво-рили и впускали в него женщин
только дважды в год: 26 мая, в день кончины храмоздателя Куманина,
когда совершалось по нем поминовение, и 19 июня, в день храмового
праздника.
Кончина Александровой Марии Григорьевны, первона-чальной благотворительницы
У греши, последовала 15 апреля 1862 года. По смерти своего мужа,
Павла Мат-веевича, по духовному его завещанию она получила всего
только 20 тысяч и движимость, что в сравнении с ее прежним изобилием
и излишеством были, можно сказать, мелкие кру-пицы; но она оставалась
этим вполне довольна и никогда не пороптала на своего мужа и не
упрекала его, что он оста-вил ей недостаточно или мало, "Наша
Угрешская обитель, всем обязанная их благодея-ниям, - говорил отец
Пимен, - изо всех прочих ими облаго-детельствованных более всех
получившая и, вероятно, более других пришедшаяся им по сердцу, ибо
ей именно предоста-вили они покоить их тела и завещали молиться
об их душах и о родителях их".
Александров не ошибся, избрав отца Пимена своим духовным наследником,
поручив ему молитвенно заботиться о душе своей и своих родителей.
Чувство благодарности не охладевало в сердце настоятеля облагодетельствованной
обители, он до конца жизни глубоко чтил память Александ-рова, и
не только как благотворителя, но и как человека, к ко-торому, видимо,
он имел искреннее сердечное расположение, внушенное личными достоинствами,
а не порожденное вещественными приношениями, побуждавшими его совесть
совершать поминовение, чтобы по смерти благотворителя молитвами
оплачивать при жизни расточаемые им для оби-тели щедроты и благодеяния.
Это был друг. памятующий и молящийся о любезном ему человеке... Что же касается поминовений в дни рождений, именин
и кончин Александровых, это были духовные
торжества:
заупокойное всенощное бдение, соборная литургия с пани-хидой и заупокойным
каноном и праздничная трапеза с ли-тией, и в храмовые праздники
на молебствии было возгла-шение имен Павла и Марии и вечная память
- словом сказать, самый строгий и притязательный недоброжелатель
не мог бы ни в чем упрекнуть отца Пимена относительно неуклонного,
добросовестного и усердного поминовения благотворителей обители.
Отсюда становится ясно, что желательно, чтобы и преемники в Бозе
почившего аввы подобно ему памятовали, что на них лежит священная
обя-занность поминать вкладчиков и благодетелей, молиться и пещись
об упокоении их душ.
Строительство храмов в Николо-Угрешском монастыре, которое производилось
при непосредственном наблюдении архимандрита Пимена, сделало его
настолько известным как
успешного строителя, что митрополит Московский Филарет решил доверить
ему возобновление Вознесенского женского монастыря.
- Я хочу дать тебе поручение, - сказал он архимандриту Пимену и,
объяснив ему все предшествовавшие обстоятель-ства, спросил его:
"Что ты мне на это скажешь, возьмешься ли за это дело?"
Архимандрит отвечал ему, что он отказываться не смеет, но опасается
только, сумеет ли угодить владыке и довольна ли останется его действиями
игуменья.
- А тебе какое до этого дело? Действуй, как почитаешь нужным, а
об остальном не заботься и ничего не опасайся. Тогда архимандрит
спросил:
- Нужны будут на это деньги, имеются ли они в монас-тыре?
- Это тебя не касается, это дело игуменьи, она должна дать деньги,
не имеет - достанет.
В августе 1863 года последовал указ консистории на имя архимандрита
Пимена, извещавший его, что учрежден новый комитет по случаю перестройки
Вознесенского монастыря и что он назначен быть председателем комитета.
Когда он после этого явился к владыке и тот словесно ему повторил,
что было уже в указе, он попросил благословения осмотреть монастырь,
ознакомиться с существом поставлен-ной задачи во всех подробностях
и потом доложить митропо-литу о своем мнении.
По осмотре он нашел следующее: что на перестрой потребуется совсем
не два года, как сказано было в указе, а всего только три или четыре
месяца; что нет никакой надоб-ности выводить из монастыря 70 сестер
за неимением поме-щения и что есть возможность всех оставить в монастыре,
умножив только число келий, что также удобно привести в исполнение,
сделав в здании вместо двух этажей три.
Докладывая после осмотра владыке, архимандрит Пимен сказал ему,
что так как находит возможность оставить в мона-стыре 70 сестер,
которых предполагалось вывести, то поэтому должна быть передержка
против сметы, в которой назнача-лось на расход 62 тысячи рублей.
Митрополит Филарет дал свое благословение и присту-пили к делу.
Работы, начатые в начале сентября, были окончены к концу декабря,
так что сестры могли снова разместиться по своим прежним келиям,
и к новому 1864 году все было окончено: и работы, и расчеты, и комитет
закрыт.
Против сметы не только не было передержки, напро-тив того, израсходовано
на 22 тысячи рублей меньше, ибо издержано вместо 62 тысяч только
40, несмотря на то, что против сметы сделано вновь 18 каменных погребов
и кла-довых и прибавлено помещений на 70 человек, которых предполагалось
переселять; и все это было приведено в исполнение не в продолжение
двух лет, на то назначен-ных, а в течение только четырех месяцев,
и притом еще осенних.
К 1866 году относится событие, весьма важное для Угрешского монастыря,
принесшее великую честь отцу Пимену и заслужившее ему всегдашнюю,
нескончаемую бла-годарность тысяч людей - это учреждение и открытие
мона-стырского народного училища.
В последних числах июля 1867 года отец Пимен испытал прискорбие,
не лишенное, впрочем, и некоторой отрады:
он расставался с казначеем Угрешским, иеромонахом Сергием, назначенным
строителем в Коломенский Старо-Голутвин Богоявленский монастырь.
Очень грустно было настоятелю Угрешскому лишаться хорошего и верного
сотрудника и ревностного во всех отношениях блюстителя благочиния
монастырского; но с другой стороны, отец Пимен не мог не радоваться,
что Угреша настолько уже успела созреть под его управлением, что
из числа своих постриженников могла уделить одного из братии в настоятели
общежительному Старо-Голутвину монастырю.
После смерти митрополита Филарета на Московскую кафедру был назначен
весьма достойный по жизни своей и по апостольским трудам известный
просветитель Сибири, преосвященный Иннокентий (Вениаминов).
Москва, с самого приезда нового владыки пораженная его неподдельною
патриархальною простотой, апостольским
видом и обращением, приняла его с признательностью, которую он вполне
заслуживал и внушал своими великими проповедническими трудами и
высокими подвигами самоот-вержения.
Отец Пимен с первого раза обратил на себя внимание нового владыки.
Простота обращения митрополита, не стес-нявшая отца Пимена, дававшая
ему возможность вполне высказываться без принуждения, без натяжки
и без постоян-ного и тяжелого напряжения, которое ощущается, когда
при-ходится взвешивать каждое слово из опасения сказать что-нибудь
излишнее или невпопад, - все это давало отцу Пимену возможность
предстать владыке тем, чем он действительно был, и поэтому их взаимное
общение весьма скоро до того их сблизило, что между ними установились
самые искренние отношения и настолько дружественные, насколько это
воз-можно между высшим начальствующим лицом и его подчи-ненным.
В октябре 1868 года в первый раз происходил в Угрешском народном
училище экзамен в присутствии преосвящен-ного Леонида и тогдашнего
ректора Московской Духовной семинарии архимандрита Никодима, впоследствии
викария Московского.
Это первое испытание, происходившее в училище в при-сутствии преосвященного,
ректора, отца архимандрита и некоторых из старших братии доказало
всю пользу, которую принесло училище со времени своего учреждения,
то есть с небольшим в три года.
Отец Пимен был вполне удовлетворен. Он увидел, что доброе семя падает
на добрую почву и начинает приносить хорошие плоды. Впоследствии
он стал еще усерднее забо-титься об училище и не жалел никаких затрат
на содержание учащихся и на приобретение всевозможных учебных книг
и пособий.
В 1869 году архимандрит Пимен был назначен благочин-ным общежительных
монастырей Московской епархии. К нему под начало поступили следующие
мужские монастыри:
Троицкий Коломенский Ново-Голутвин, Николо-Угрешский, Николо-Пешношский,
Старо-Голутвин Коломенский,
Бобренев, Белопесоцкий, Николо-Берлюковский, Спасо-Гуслицкий, Давыдовская
пустынь. Екатерининская пустынь и женские: Бородинский, Аносин-Борисоглебский,
Спасо-Влахернский, Крестовоздвиженский-Лукинский и Одигитриевская-Зосимова
пустынь.
Сделавшись благочинным монастырей, архимандрит Пимен весьма ясно
понял значение и обязанности своей новой должности и тотчас же сумел
стать в уровень своего нового положения. Он не был притязателен
и мелочен и не слишком строго следил за рублями и копейками, перепла-ченными
за что-нибудь, как это делали до него некоторые из благочинных при
проверке книг. Он смотрел на главные рас-ходы монастыря, на верность
итогов и подписывал представ-ленные ему книги, не истязуя настоятелей
и не подозревая их в злоупотреблениях и недобросовестности.
Он говаривал: "Я нахожу неуместным и неприличным, когда благочинный
ввязывается в дрязги и придирается к ме-лочам; смотри за главным,
обращай внимание на внутренний быт монастыря, на нравственное настроение
братии, на бла-голепие храмов и на чистоту в оных, на служение,
на трапезу, на порядок в монастыре, на хозяйство, где оно есть,
а куплена ли мука гривной дешевле или дороже, это дело настоятеля;
может быть, он оттого дороже заплатил за свою муку, что она лучше,
чем у меня; как за этим уследить? Вступаться в эти ме-лочи - значит
ронять достоинство своего звания. Был один благочинный, который
по страницам проверял книги, дер-жал их подолгу и целую историю
сделал одному настоятелю за то, что у него оказалась где-то неверность
в пятнадцати копейках: это непростительно..."
Но когда отец Пимен приезжал в какой-нибудь монас-тырь, в особенности,
когда он делал свой первый объезд, он все осматривал в монастыре,
на все обращал внимание, и прежде всего на церковную службу, на
то, чтобы пение было в мужских монастырях преимущественно столповое,
которое почитал самым приличным для монастырей общежительных.
До него рапорты благочинных состояли в официальных только донесениях,
что в обителях "все состоит благополуч-но", или доводили
до сведения начальства только в важных
случаях о каких-нибудь внешних беспорядках, когда бывали, например,
растраты сумм или происходили какие-либо нест-роения в монастыре,
но исправность богослужения, чин монастырский, состояние братии
- словом сказать, все, что относилось ко внутреннему быту и благоустроению,
остава-лось по-прежнему, потому что благочинные не заглядывали так
глубоко и только смотрели на поверхность, далее которой не простирались
их взоры. Отец Пимен, напротив того, осма-тривал каждый монастырь,
как усердный и добросовестный врач, и тщательно вникал во внешний
и во внутренний быт, и первое его донесение по обозрении всех обителей
его благо-чиния было не просто рапортом, но живой, общей картиной,
в которой очерчен каждый монастырь и в кратких словах представлен
со всеми отличительными его чертами и особен-ностями, упущениями
и недостатками, не встречаемыми в других. Богослужение, состояние
храмов и ризницы, пение, трапеза, строения, хозяйство - все осмотрено,
исследовано, обсужено.
С самого начала своего назначения отец Пимен ежегод-но объезжал
все монастыри, ему подведомственные, по край-ней мере, один раз,
а в других, более близких, бывал и чаще и следил за улучшениями
и за исправлениями замеченных им недостатков, но с 1873 года, когда
его постигла тяжкая бо-лезнь, потребовавшая неоднократных операций,
и когда ему уже затруднительно стало ездить колесным транспортом,
он бывал в монастырях изредка и преимущественно зимой.
Все общежительные монастыри Московской епархии под наблюдением и
руководством отца Пимена пришли в более стройный вид. Как опытный
и взыскательный старец и авва, он заботился о водворении везде порядка
и благочиния.
По его старанию и при его содействии 26 ноября 1871 года Троицкий
Ново-Голутвин монастырь в городе Коломне был преобразован из монастыря
штатного в общежительный.
Под руководством отца Пимена в 1873 году была преоб-разована женская
Крестовоздвиженская община, дотоле существовавшая с 1856 года частным
образом в селе Пахре Старый Ям Подольского уезда, и переведена в
село Лукино. того же уезда.
Во второй свой приезд в Николо-Угрешский монастырь митрополит Иннокентий
вышел на площадку, которая при-мыкает к настоятельским кельям, и,
глядя оттуда на окрест-ности, стал расспрашивать отца архимандрита,
какие это села и селения видны за Москвой-рекой. Отец Пимен называл
их владыке и, упомянув о селе Острове, стал ему рассказы-вать об
этом селе все, что ему было о нем известно, и в заклю-чение своего
рассказа сказал:
- Вот, высокопреосвященнейший владыко, в селе Ост-рове много прекрасных
каменных зданий, строенных при министре Киселеве; они пустые теперь
и пропадают, и с каждым годом все более и более ветшают, а уж как
хорошо было бы воспользоваться ими для какого-нибудь казенного заведения:
строены прочно и больших стоили денег.
- А кто же теперь заведует ими? - спросил митрополит.
- Они в ведении Московской Палаты Государственных Имуществ, - ответил
отец Пимен.
- Худое ли бы дело воспользоваться ими, - продолжил владыка, - да
ведь, пожалуй, не дадут, а я бы не прочь упо-требить их на пользу
ближнего... Мне давно приходило в мысль, как хорошо было бы устроить
богадельню для вдов и сирот духовного звания... Чего же лучше, ежели
бы можно было выпросить эти готовые постройки и приспособить их
для помещения там призреваемых!
- Можно разузнать, владыко святый, и это мне весьма легко будет
сделать, я знаком с советником Палаты...
- Да можно ли надеяться что-нибудь сделать? - спросил митрополит.
- Попытка не штука, спрос не беда, владыко святый, благословите
разузнать, я разузнаю и вам в точности донесу.
- Почему же не узнать? Можете справиться, Бог благословит... Этот
случайный разговор решил судьбу Острова и был первым шагом к учреждению
благотворительного заведения, задуманного Московским митрополитом
Иннокентием и при-веденного в исполнение и устроенного под непосредственным
неутомимым и бдительным надзором архимандрита Пимена.
Как Угрешский монастырь всецело обязан отцу Пимену своим восстановлением
и цветущим положением, так точно
Островская богадельня обязана ему своим существованием и благоустройством,
потому что без его содействия едва ли владыка решился бы предпринять
подобное дело.
Все работы были окончены к 26 ноября 1871 года, когда предполагалось
совершить освящение храма и открытие богадельни, но необычное разлитие
Москвы-реки в столь позднее время года заставило владыку отложить
освящение до первой возможности. Отсутствие морозов и снега мешало
удобству сообщений по Москве-реке, и только после Николина дня,
в первых числах декабря, установилось безопасное сообщение и назначено
было для освящения 12 декабря.
Во время обеда в Николо-Угрешском монастыре, после-довавшем вслед
за освящением новоустроенной богадельни, митрополит Иннокентий сказал:
"Напрасно приписываете мне более, нежели сколько я сделал,
вы говорите, что я уст-роил, что я учредил, что я сделал, это не
совсем верно: мне принадлежит начинание, это правда, но что бы мог
я сделать, если бы не нашел деятелей и не имел бы сотрудников, подоб-ных
отцу Пимену... которые мне бы споспешествовали?.. Итак, не говорите,
что я устроил богадельню, что я открыл ее;
скажите, что она была устроена при мне, что было это сделано в мое
время и это будет вернее..."
