Древний
Иерусалим приготовился к великому христианскому празднику Воздвижения
Честного Креста Господня. С раннего утра извилистые и узкие улицы
наполнились паломниками, странниками, нищими и множеством народа.
Вся эта толпа двигалась по направлению к храму Воскресения, постепенно
увеличиваясь, нарастая и ширясь по мере приближения к великой церкви,
чтобы присутствовать на торжестве Воздвижения и приложиться к Животворящему
Кресту. Ясное небо и яркие, жгучие лучи солнца еще больше оживляли
и разукрашивали эту картину пестрой толпы, представлявшей смешение
всех народностей и возрастов, объединенных молитвенным настроением,
чувством благоговения, сильной верой в Спасителя своего, добровольно
распявшегося за человечество. Кругом храма виднелось целое море
голов в различных уборах, и только присутствие шалашей, шатров и
палаток, белевших на площади, говорило, что здесь мир насильственно
внес с собой житейскую суету и разлад в эти святые, народные чувства.
Вблизи шатров двигалась веселая молодежь из местных жителей, имея
впереди себя простую египтянку необыкновенной, поразительной красоты.
Стройная, высокого роста, с шарфом на голове, с чрезвычайно длинными
волосами, она привлекала к себе внимание толпы. Хотя ее свободное
обращение с молодежью, резкие движения и смелые речи вызывали осуждение
паломников и богомольцев, но все невольно заглядывались на ее поразительно
красивые черты лица.
Когда настал
час духовного торжества, врата храма распахнулись настежь. Весь
народ устремился к храму, и египтянка, покоряясь общему движению,
решилась тоже из любопытства идти туда же. Замотав свой длинный
шарф кругом шеи так, чтобы он закрыл лицо наполовину, она вошла
в толпу. От множества народа и страшной давки еле можно было дышать
в середине толпы, и после многих усилий с большим трудом приблизилась
она к вратам храмового притвора. Наблюдая отсюда за входящими, она
увидела, как народ и справа и слева проникал в притвор, чего ей
не удавалось достигнуть. Даже стоявшие с нею рядом подвигались вперед,
но она оставалась все на том же месте. Несколько раз она напрягала
все свои силы, чтобы приблизиться к входу, но каждый раз толпа отодвигалась
напором назад и увлекала ее с собой. Приписывая это своему женскому
бессилию, она попробовала присоединиться к другой толпе и, действительно,
достигла с нею притвора, но тут повторилось то же самое. Из притвора
шла лестница кверху, на Голгофу, и надо было поэтому добраться до
двери. Ее нога несколько раз касалась порога храма, но всегда какая-то
сила отстраняла ее. Египтянка смутилась. Три-четыре раза пробовала
продвинуться вперед, но не имела успеха. Наконец, обессилев от давки,
в полном изнеможении, она отступила и стала в углу притвора, прислонившись
к стене. Здесь она очнулась и ясно поняла, что происшедшее не случайность,
а какая-то сверхъестественная сила не допустила ее приблизиться
к великой святыне. От стыда в ней заговорила совесть, и она сознала
свое недостоинство, свою порочность, нечистоту, и в один миг вспомнилась
ей вся ее греховная прошлая и настоящая жизнь. Увлеченная своею
ужасною страстью, она своевольно покинула родителей, предалась разврату
и за 17 лет ни разу не вспомнила о Боге, о своей душе, о будущей
жизни. Явилась она в Иерусалим тоже не для поклонения святым местам,
а прибыла из Александрии на корабле с паломниками, среди которых
было много молодых людей. Ни вид святого храма, ни земля, освященная
стопами Христа, ни духовное настроение паломников не остановили
ее пред дурными замыслами. Только в эту минуту ее безумие и бесстыдство
со всею ясностию раскрылись пред нею.
Потрясенная
таким чудом и своим сознанием, она заплакала, зарыдала, начала бить
себя в грудь и от ужаса сделалась как исступленная. Всматриваясь
невольно в недоступный для нее путь на Голгофу, она увидела на вышине
нескольких ступеней лестницы икону Богоматери, написанную на стене.
Ее открытый, ясный и строгий взор поразил грешницу, а добрая улыбка,
сложившаяся в углах рта, дала ей надежду быть услышанной. Она бросилась
к иконе, так как народу было уже немного, упала пред Нею на колени
и, ломая свои руки от ужаса и отчаяния, воскликнула: «Матерь Божия,
Ты все знаешь и все видишь! Я достойна быть отвергнутой и даже казненной!
Я бросила родителей, я забыла Бога, я осквернила себя ужасной жизнию,
но Христос, Сын Твой, приходил на землю спасти грешников. Ты видишь,
я уже наказана, оставлена всеми честными людьми, опозорена, обманута
и одинока! Спаси меня. Испроси мне повеление войти в храм, чтобы
узреть тот Животворящий Крест, на котором распялся и за меня Христос
Спаситель! Будь моей Споручницей, не хочу я продолжать мою позорную
жизнь, укажи мне путь, чтобы спастись!»
Подкрепленная
долгою, искреннею и горячею молитвою, она встала. Вошедший в это
время народ, как по чьему-то побуждению, не давая ей уйти назад,
присоединил ее к себе и привел на Голгофу. От страха и волнения
она еле устояла на ногах, когда увидела водруженный Честной Крест
Господень. Не обращая внимания на тесноту и давку, она всем сердцем
устремилась ко Христу, Которого мысленно представила себе распятым,
с пламенной мольбой о прощении и спасении! Точно по чьему-то дуновению
у нее сразу открылись духовные очи, и она начала постигать Тайны
Божии. Поняла она ясно, что Сын Божий свидетельствует ей Своими
крестными страданиями о том, что она не ошиблась, что Он взял с
Собою на Крест все ее грехи, что она уже искуплена и прощена, если
только навсегда отречется от прежней жизни и сделается Христовою.
Исчезнувший в это время из ее сердца страх заменился не только надеждою
на спасение, но и неизъяснимою радостию. Чувство беспредельной преданности
и благодарности охватило все ее существо. Она не заметила, как время
прошло на молитве, и наступила ее очередь приложиться к Святому
Кресту. С трепетом упала она пред ним и облобызала его. Но народ,
теснившийся в очереди, не дал ей опомниться, и она быстро была опять
увлечена в толпу. Почувствовав сразу не только облегчение, но и
приток необычайной силы, эта грешница поспешила назад, к иконе Богоматери,
с благодарственною молитвою за оказанную помощь.
Еще долго молилась
она, стоя на коленях пред этой чудотворной иконой Споручницы грешных,
и со слезами просила указания, как ей теперь исполнить данный обет.
И вдруг она услышала как бы издалека говорящий ей голос: «Если перейдешь
чрез Иордан, то найдешь себе полное успокоение!» — «Владычице, не
оставь меня!» — воскликнула она в ответ. И, повторяя эту мольбу,
она покинула притвор. Быстро пошла она по площади, закрыв все лицо
своим шарфом и не зная, где, в какой стороне река Иордан. Вдруг
кто-то схватил ее за руку и, подавая три монеты, произнес: «Возьми
себе!» Она тотчас решила купить себе на эти деньги три хлеба и воспользовалась
покупкой, чтобы расспросить путь к Иордану. Продавец указал ей городские
ворота, которые должны были вывести ее на дорогу. Целый день она
шла, то плача, то радуясь, и к закату солнца увидела, наконец, крест
храма Иоанна Крестителя, стоявшего на берегу реки. Помолясь в церкви,
она пошла умыться в Иордане и затем вернулась в храм, чтобы причаститься
Святых Тайн. После этого, утолив голод половиною одного хлеба, она
заснула, лежа на голой земле. Проснувшись рано утром, она отыскала
небольшую лодку и переправилась на другой берег. Ее глазам открылась
бесконечная пустыня! Казалось, что в ней не только нельзя встретить
человека, но здесь и зверю нечем питаться. Войдя на возвышенное
место, она сняла с головы свой шарф, распустила роскошные волосы,
которые ниспадали по спине до самых пяток, и, преклонив колена,
с поднятыми к небу руками начала слезно молиться Богоматери. Долго
по тихой воде неслись ее воздыхания и вопли:
«Владычице,
не оставь меня!» Затем она скрылась от человеческих глаз. Только
по прошествии 47 лет старец-инок Зосима однажды встретил ее в пустыне
ночью, эту — из великих грешниц — великую праведницу, преподобную
Марию Египетскую, и видел своими глазами, как она на молитве подымалась
на воздух, а потом, через год, как она перешла к нему по Иордану
поверх воды, когда он ждал ее на том берегу со Святыми Дарами для
ее приобщения.
В пятую Неделю
Великого поста Святая Церковь прославляет преподобную и приводит
нам на память ее жизнь — в назидание. Ныне есть еще больше людей,
которые, пользуясь свободой, своевольно и безотчетно, наподобие
несчастной Марии, ни перед чем не останавливаются и бесстрашно бросаются
на неведомые им волны житейского моря, увлекаемые страстями и мечтами
о приволье, усладе, беззаботности и славе. О, это предательское,
житейское море! Оно обширно, величественно, глубоко, красиво, таинственно
и невольно притягивает к себе человеческие сердца. Почти никогда
оно не бывает тихим, покойным, лазурным, а более волнующимся и бурным.
Непрестанно вздымающиеся волны, как бы преследуя друг друга, борются
между собою, шумят, переговариваются, спорят и пенятся какою-то
злобою и ненавистию. Стремясь разрушить все, что несродственно их
стихии, эти волны, приближаясь к берегу, к неподвижным камням и
скалам, бросаются на них с какою-то яростью и страстностью, но,
разбиваясь о них, как о неприступные твердыни, как о несокрушимую
вечность, убегают в глубину беззаконного моря, подражая своим шумом,
кипением и стоном говору и недовольству несметной человеческой толпы.
Люди, отдавшиеся воле этого бушующего житейского моря, обессиленные
стихией, невольно вовлекаются в его страсти, вечную борьбу и злобу.
Они перестают даже мыслить о том, что противно их пленению, унижению
и поглощению чувственностью; усыпляются незаметно для себя движением
и плеском волн и теряют сознание об опасности, близости гибели и
неизбежности Суда Божия. Многие спят духовно день и ночь, всю жизнь,
от колыбели и до гроба! Не примечают живущие одною чувственностию,
как эти волны, поднимая их ради славы и обмана на свои вершины,
затем опускают их все ниже и глубже, готовые поглотить, уничтожить,
погубить и выбросить как ненужные, опостылые трупы на каменистый
дикий берег.
В этом житейском
море люди одиноки. И как трудно они приходят к сознанию, что есть
у них только один искренно любящий, всепрощающий, неизменный и всесильный
Покровитель, истинный Друг и милосердый Спаситель Христос! Не разумеют
они истины, правды Божией и, не будучи в силах преодолеть своего
духовного сна, как слепые, не видят Христа, стоящего к ним, грешникам,
ближе, чем к праведникам. Христос Спаситель, не насилуя воли человеческой,
но действуя привлекающей Божественной благодатью, будит сонных,
спящих духовно, призывает их к восстанию, возрождению покаянием,
вразумлению, и именно тогда, когда люди уже начинают гибнуть в волнах
житейского моря. Благодать, как дыханием беспредельной любви, своим
живительным теплом согревает захолодевшее сердце человеческое; она
не оставляет даже самого последнего из грешников. Нет человека,
духовно рожденного Таинствами Церкви, которого бы благодать Божия
не призывала видимо, ощутительно к сознанию своей греховности и
близости к гибели. Но если даже эти чудесные призывы Божий, сверхъестественные
действия Духа благодати, беспредельная любовь Христова остаются
бессильными и бесплодными для оживления помертвевшего естества человеческого,
то что сказать о таких людях, гибнущих в своем непрестанном рассеянии
и ожесточении? Если пример Марии Египетской может иным казаться
исключительным потому, что она в один час пришла в полное сознание
и перешла из одного мира в другой, из мира мечтаний в мир действительности,
то мало ли найдется между нами, живущими на земле теперь людьми,
свидетелей тайных и явных призывов Божиих к покаянию и вразумлению?!
Чтобы поведать миру о явных проявлениях благодати Божией, потребовалось
бы написать тысячи книг с изложением не только историй таких людей,
как свв. апостолы, христианские мученики, столпы Церкви, святители
и преподобные, или фараон, Илия, Давид, Саул, блаженный Августин,
Константин Великий, жизни которых опять бы признали исключительными,
но спасенных сновидениями, всевозможными бедами и опасностями, удивительным
стечением обстоятельств, одним словом, сказанным вовремя, чтением
Священного Писания и в особенности Евангелия, тяжкою болезнию, обмороком
или замиранием, мыслию о любимой благочестивой матери, таинственным
пробуждением во время богослужения, слышанной в Церкви проповедью,
взглядом на чудотворную икону, присутствием при смерти близкого
или необыкновенного человека, искренней дружбой, благодатной беседой
и прочее. Все люди, уразумевшие призыв Божий и пробудившиеся от
духовного сна, подобно дивной Марии, мгновенно переходят из мира
мечтаний в мир действительности, и не надо далеко искать их, ибо
каждый из нас, глубоко верующий теперь и преданный Церкви и правде
Божией, может поведать сомневающемуся в призывах Божиих свою поучительную
историю.
«Горе тем,
— сказал Христос, — которые не уразумеют время посещения Моего!»
Не желают они по жестокосердию уразумевать призыв Господень ни из
Евангелия, ни из собственного размышляющего ума, ни из совести,
откуда бы то ни было; призыв к делу Божию, к делу веры и добродетели,
к молитве, к укрощению плоти, к отвержению суеты. И голос этот,
глубоко проникающий в их сердце и говорящий, что Христос невидимо
мимо идет и взирает на них, они насмешливо принимают за собственную
мечту! Горе великое потому, что подобный призыв Божий может больше
не повториться! Как горько заплакал Христос, говоря Иерусалиму:
«О если бы ты хотя в сей твой день узнан, что служит к миру твоему!
но это сокрыто ныне от глаз твоих» (Лк. 19,42). Аминь.
Слово священномученика Серафима (Чичагова) о призыве Божием
в неделю 5-ю Великого поста.