Слово во вторник
первой седмицы Великого поста на повечерии
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Второй день мы читаем Великий Канон Андрея Критского.
Ради удобства, ради того, чтобы мы могли внимательно вникнуть в
него, разделен он на четыре части, и мы читаем его в первые четыре
дня Великого поста на великом повечерии. Как я говорил во вчерашней
проповеди, сам этот канон, без всяких рассуждений о нем, размышлений
и толкований, является самой сильной и проникновенной проповедью,
какую только можно себе представить. Но по причине нашей немощи,
по причине того, что в духовном отношении мы, быть может, недовольно
образованы и не обладаем достаточной глубиной мысли, подчеркнем,
разъясним хотя бы некоторые его моменты, чтобы покаянное чувство
сильнее отпечатлелось в нашей душе и настроило нас с самых первых
дней Великого поста иметь сокрушенное и смиренное сердце, сожалеющее
о своих грехах, которое Господь не уничижит, и чтобы пост действительно
принес нам пользу.
Во второй песне Великого Канона есть такие слова: "Сшиваше
кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды".
Таким образом, автор канона отсылает нас к повествованию Книги Бытия
о грехопадении Адама. Преподобный Андрей в немногих лаконичных словах,
как он часто делает, на основе этого библейского повествования и
святоотеческого толкования на него изображает обширную картину:
"Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя
одежды". Наши прародители - Адам и Ева, нарушив заповедь Божию,
вкусили от древа познания добра и зла. Древо это носит такое название
не потому, чтобы оно по своему существу и происхождению представляло
из себя что-то особенное, но потому, что пророчески назвал его так
Господь. Он, как всеведущий, знал, что после вкушения от этого древа
Адам и Ева из-за преслушания отпадут от одного бесконечного безраздельного
Добра и увидят разницу между добром и злом. Ибо до грехопадения
зла еще не существовало в человеческом мире. Итак, Адам и Ева должны
были около этого дерева опытно, а не теоретически, как нужно было
бы для человека, желающего угождать Богу, познать добро и зло. Опытно
же познать зло - значит согрешить. "Должны были", я сказал,
не в том смысле, что в этом была необходимость, но в том, что Господь
предвидел, что так произойдет, хотя Он и предупредил Адама и заповедал
ему не вкушать от древа познания добра и зла. И когда Адам нарушил
эту наилегчайшую и, можно сказать, почти условную заповедь - некоторое
запрещение, данное только для того, чтобы человек помнил о своей
ограниченности и о надобности хотя в чем-то себя удерживать, тогда
грех обнажил его первыя боготканныя одежды, как говорит Андрей Критский.
На самом деле эти слова он относит к себе, но каждый из нас уподобляется
Адаму в падении и потому должен подражать ему и в покаянии. Что
же это была за первая боготканная одежда, названная таким загадочным,
символическим выражением? Библия повествует, что Адам и Ева были
нагими и не стыдились, но не нужно думать, как думают некоторые
наивные люди, что наши прародители, наподобие детей, в умственном
отношении были еще совершенно неразвиты и поэтому чувство стыда
было им незнакомо. Именно в этом тропаре Андрей Критский говорит,
что человек был облечен в боготканную одежду. Конечно, Бог не может
ткать, как это делают люди; боготканная одежда- это благодать Божия,
Божественный свет, окутывавший тела Адама и Евы. Вспомним повествование
Божественного Евангелия о том, как преобразился на Фаворе Господь
наш Иисус Христос, и обратим внимание, что не только Его Лик и Тело
преобразились, но и одежды Его изменились и стали белыми, точно
свет или снег (евангелисты немного по-разному описывают это впечатление),
и также испускали из себя сияние, как и Лик Спасителя, хотя, возможно,
и не в такой степени. На Фаворе Господь показал, каким был человек
до своего грехопадения: он был облечен в одежду из света, он весь
сиял, и потому его телесная природа была скрыта действием пребывавшего
в человеке Святого Духа. Человек не знал своей телесной природы
и телесной немощи. Чтобы сравнить это с чем-то знакомым нам по опыту,
приведу такой пример: нам неизвестно, как осуществляются в нас те
или иные телесные отправления, как функционируют внутренние органы,
однако же это не мешает нам заниматься обычной деятельностью. Только
тогда мы начинаем вспоминать о том, что у нас есть тот или иной
внутренний орган, когда он начинает болеть, отчего мы бываем вынуждены
обратиться к врачу. Здоровый же человек как будто и не помнит о
своем теле. Нечто подобное было и в то время: первые люди совершенно
не задумывались о своей телесной природе, потому что жили только
духовной жизнью. Они были уверены, что для них благодать Божия является
чем-то совершенно естественным, как бы той же самой их природой.
Ибо, действительно, Дух Святой - это есть Душа души человеческой,
как говорят святые отцы, например Симеон Новый Богослов. Адаму и
Еве пребывание Духа Святого в их душе казалось столь естественным,
столь неотъемлемым, что они впали в беспечность и не думали, что
через нарушение заповеди могут подвергнуться такому разительному
изменению, названному Господом даже смертью. И в самом деле, это
была душевная смерть. Если смерть телесная есть разлучение души
от тела, то смерть душевная есть разлучение благодати Святого Духа
от челове ческой души - тогда она в духовном отношении становится
мертвой и обращается к жизни телесной, вместо того чтобы быть устремленной
горе, к Богу.
Тогда, когда грех обнажил Адама первыя боготканныя одежды, Господь
сшил ему кожныя ризы, для того чтобы прикрыть наготу человека и
чтобы он помнил о своем падении. Сперва, сразу по падении Адам и
Ева сделали себе опоясание из смоковничных листьев, в связи с чем
некоторые отцы предполагают (хотя этот момент не является принципиальным),
что деревом познания добра и зла была смоква. Но, поскольку эта
одежда была недостаточно целомудренной, Господь создал кожаные ризы.
Некоторые же толкователи Священного Писания предполагают, что Господь
умертвил на глазах Адама нескольких животных, для того чтобы на
их примере он увидел, что такое смерть и что его ждет. Действительно,
Адам мог неправильно истолковать произошедшее с ним, ибо ему было
сказано, что в тот день, в какой он вкусит от древа познания добра
и зла, он смертью умрет. Но в тот день он буквально, телесно, не
умер, а умер только духовно, и для того чтобы показать, что Адама
в конечном счете ждет и смерть телесная, Бог умертвил на его глазах
животных, а из кож, из шкур этих животных, сделал первозданным людям
более целомудренные ризы.
Для нас все это - далекая и непонятная история, иногда кажущаяся
даже наивной и детской, но вот как рассуждает преподобный Андрей
Критский: "Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя
боготканныя одежды". Он глубоко проник чувством в это повествование
и понял, что с ним не однократно, может быть, а многократно происходило
то же самое и что каждый человек, таким образом, повторил грех Адама.
Мы знаем только одного человека за всю историю человечества, который,
как учит Церковь, никогда не сотворил никакого греха - это Пресвятая
Дева Мария. Она ни разу не поддалась пребывавшей в Ней, как и в
прочих людях, наклонности - той наклонности ко злу, ко греху, которую
мы называем первородным грехом. Потому Она сделалась способной принять
в Себя Сына Божия и еще на земле столь очистилась действием Святого
Духа, что удостоилась, подобно Спасителю, воскресения из мертвых
прежде всеобщего воскресения и Страшного Суда. Все же остальные
люди так или иначе: своей жизнью, поступками, внутренним состоянием,
мыслями, словами - показывали, что они такие же, как Адам, и что
они, если бы оказались в той ситуации, тоже совершили бы этот грех
и вкусили бы от запрещенного древа, поскольку они поступали подобным
образом в своих жизненных обстоятельствах. И потому преподобный
Андрей Критский, как человек духоносный, справедливо и премудро
рассуждая о себе, говорит как бы о каждом из нас: "Сшиваше
кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды".
Разве мы не были вновь облечены в ту боготканную одежду церковными
таинствами? Но ведь мы видим, что на нас не сбываются предсказания
Спасителя о том, что истинно верующие должны будут изгонять демонов
и говорить новыми языками и что, если они выпьют какой-нибудь смертельный
яд, то он никак им не повредит. Разве не видим мы, что не можем
даже заповеди соблюсти, в особенности заповедь о смирении и любви,
тогда как их исполнение является обязательным для всякого христианина?
И потому слова этого тропаря действительно к нам относятся - в полной
мере. Мы сами деятельно, сознательно, собственной своей жизнью повторили
грех Адама, и грех этот обнажил нас первыя боготканныя одежды, то
есть той благодати Божией, которая даруется всем в Таинствах Крещения,
Миропомазания, Исповеди и Причащения Святых Христовых Таин. И когда
мы впадаем в такое состояние - лишаемся той благодатной одежды,
тогда в самом деле можем сказать тропарем, который в Каноне Андрея
Критского помещен вслед за только что нами рассмотренным: "Обложен
есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих
самовластных страстей". Когда Адам пал, он сделал себе, как
я уже говорил, опоясание из смоковничных листьев и тем самым выразил,
что в нем появился стыд, показал, что он согрешил и лишился благодати.
Стыд - это есть доказательство того, что был совершен первородный
грех и что теперь он живет во всех нас.
Желая усугубить наше покаяние и призвать нас к большему стыду,
к большему осознанию того глубокого падения, в каком мы оказались,
преподобный Андрей Критский не брезгует прибегнуть к самому, казалось
бы, постыдному и неприятному сравнению. И в следующем тропаре он
развивает мысль об одежде и о наготе человеческой еще дальше, ведь
бывает одежда более постыдная, чем сама нагота. Вот как говорит
преподобный Андрей: "Одеяхся в срамную ризу, и окровавленную
студно, течением страстнаго и любосластнаго живота". С чем
он сравнивает наше поведение и наш внутренний облик? Со срамной
ризой, окровавленной студно, то есть с непристойной одеждой, окровавленной
бесстыдным образом. И далее, наверное, уже все поймут, о чем идет
речь: "...течением страстнаго и любосластнаго живота",
то есть Андрей Критский сравнивает наше состояние с одеждой, оскверненной
нечистотой. Вот как дерзновенно, и мудро, и заме чательно изображает
для нас наше падшее состояние преподобный Андрей. В этом он уподобляется
пророку Исаии, который, ради того чтобы как-то задеть наше сердце
и заставить нас опомниться, также употребляет дерзкие образы. О
них, может быть, стыдно даже и говорить, но, тем не менее, они содержатся
в Священном Писании, поскольку Библия открывает нам правду не только
об истории, но и о нашем внутреннем состоянии. Пророк Исаия говорит,
что "наша праведность как порт жены блудницы" (см. Ис.
64, 6). Еще более дерзновенно обличает пророк Иезекииль, правда
он пользуется несколько другими образами, о которых я даже не посмею
сейчас говорить вслух. И все это нужно для того, чтобы мы, с нашим
окаменевшим сердцем, с нашей привычкой к суетной, поверхностной
и безразличной к собственному спасению жизни, опомнились или хотя
бы немного пришли в себя, чтобы посмотрели на себя трезво и увидели,
что мы действительно ведем себя так, будто мы одеты, как говорится
в этом сравнении, в срамную ризу, и окровавленную студно, течением
страстнаго и любосластнаго живота. Что может быть позорнее и стыднее?
Но такова наша жизнь.
Конечно, Андрей Критский говорит все это не для того, чтобы мы
пришли в крайнее уныние, отчаялись и оставили все наши, может быть
и немногие, добрые дела, но для того, чтобы заставить нас искренне
прибегнуть к Богу, внутренне пообещать Ему, что мы изменим свою
жизнь в том отношении, в каком ведем себя нерадиво или лукаво. Восстанем
из этого страшного, постыдного состояния, в каком мы находимся,
но не с тем чтобы нас оценили люди, а ради Единого Бога и своей
собственной совести. И тогда, возможно, милость Божия - не наши
труды, а именно милость Божия - вернет нам ту первую боготканную
одежду, которой мы обнажились своими собственными грехами. Аминь.