Священник
Василий Тигров Воспоминания о Саровских торжествах
Ночью
у раки с мощами
В
четыре часа пополудни я вышел из ограды монастыря: мне нужно было
дойти в «городок» и повидаться со своими родными и знакомыми. Глянул
вперед, направо и налево,- и был поражен несметною массою людей.
Впереди, смотрю - народ, окруженный цепью казаков, нагусто стоит
на большом пространстве, в ожидании очереди входа в ограду. Справа
и слева движется взад и вперед густо и тесно также большая масса
народа, по пути к павильону оцепленная солдатами гренадерского полка
и казаками. Здесь должен проехать сейчас Государь. В павильоне собралось
всё высшее тамбовское дворянство, готовясь к достойной встрече Государя,
благоволившего принять от него приглашение на вечерний чай.
Вот у ворот ограды послышалось «ура», и, сразу и дружно подхваченное
всею этою несметной массой народа, ужасно потрясло воздух. Государь
и Государыни проехали в открытых колясках, ласково отвечая знаками
приветствий на эти отовсюду рвущиеся, восторженные крики народа.
И опять у всех радость, и опять лица сияют счастьем и весельем,
и ликующим восторгом исполнены сердца. А павильон, весь разукрашенный
флагами, утопающий в роскошной зелени и цветах,- он сделался теперь
центром, куда устремлены были отовсюду взоры всего народа, провожавшие
своего обожаемого Царя-Батюшку...
Я завидовал счастью тех, которые имели случай видеть так близко,
близко Государя, принимать Его в простой домашней обстановке, в
своем семейном кругу, как гостя, предлагать Ему угощение, вести
с Ним беседу, слушать Его ласковую, добрую речь.
Когда я поражался несметным множеством народа, представившимся моим
глазам по выходе моем из ограды, я думал, что здесь весь народ собрался.
Но вот иду в городок, на расстоянии трех верст - и вижу опять громадное
многолюдное движение туда и сюда. И опять думаю: теперь, вероятно,
весь здесь народ. Но прихожу в городок и удивляюсь: там видимо-невидимо,
глазом не окинешь людей. И еще оживленнее, и еще теснее и плотнее
здесь движение. Зайдешь в барак, глянешь вовнутрь его - и ужас:
там от края до края, по обеим сторонам — на нарах и в средине на
голой земле - везде расположился народ. И удивляешься, и ужасаешься:
откуда же шел и собирался тот народ? Куда же деваться будет этот?
Когда же он дождется очереди войти в ограду и приложиться к святым
мощам?!
При часовне в «городке» совершалось бдение святому пророку Илии.
Я видел здесь это единодушное моление великого собрания народного,
это благоговейное умиление, это молитвенное упование тысячи сердец
- не поддающуюся описанию картину высшего возбуждения религиозного
чувства тысячи душ, объединенных между собою одним вниманием, одним
настроением, одним расположением. Я слышал отовсюду несшийся тихий
молитвенный шепот, эти тайные вздохи; я слышал это охватывающее,
объединяющее всех, властное, могучее пение. И, покоренный всем этим,
я невольно подчинялся общему настроению. Я также принимал участие
в общем пении и пел с особенным воодушевлением и усердием. Особенно
прекрасно пели «Хвалите имя Господне» и «Слава в вышних Богу».
После всенощного бдения, напившись чаю, уже по захождении солнца,
я с братом своим псаломщиком пошел обратно в ограду.
Стало уже темно, когда подходили мы к мосту, что близ монастырских
построек. Вдруг вижу - цепь, посреди моста офицер на лошади заграждает
проход и не дает пропуска. Я показываю ему все свои билеты, которых
было четыре,- и знать не хочет. Я говорю ему: «Ведь вот билет на
право пребывания в монастырской ограде». - «Одного этого билета
сейчас недостаточно, чтобы пропустить вас. Нужно еще другой билет».
Я спрашиваю: «Какой же?» - «Ну уже этого не скажу». Каково? Хотел
брата провести, а тут самого не пропускают! Какая перспектива -ночевать
или здесь где-нибудь в лесу, под деревом, или идти опять в городок
ночью, по глубокому песку. Я прибегаю мысленно к помощи преподобного
Серафима и снова настойчиво начинаю просить о пропуске, выставляя
к тому все резонные доводы. И, наконец, получаю разрешение. И вот
мы уже переступили границу. Обрадованные, счастливые и довольные,
достигаем ограды и спешим в храм.
Вошедши в храм, я, естественно, направился, куда все стремились
с таким усердием и благоговением,- именно к раке святых мощей, залитой
теперь сверху донизу ярко пылающим огнем. Приложившись к дорогой
святыне, я стал вблизи, на помосте, пред аналоем,- и тут же мне
представился случай облачиться и служить молебен. Понятно, с каким
глубоким благоговением и умилением служил я этот и другие за ним
молебны. «Преподобне, Отче Серафиме, моли Бога о нас» — этот возглас-припев
был особенно трогателен в данную минуту, когда чувствовалось всею
душою, что тот, к кому относился этот возглас, теперь стоит здесь
близко, так близко, как бы лицом к лицу, и слышит его и внимает
ему,- так несомненно верило этому сердце. Совершив несколько молебнов,
я уступил место другим священникам, изъявившим на то желание и усердие,
а сам стал в ряды поющих. Вот обращается ко мне один человек, стоящий
сбоку помоста, и подзывает к себе. Он говорит: «Батюшка, вот я подходил
сейчас к святым мощам с костылем, а теперь я костыль вон где оставил
- он мне более не нужен»,- указывает вперед, у передней колонны,
где я его, действительно, и вижу. «У меня два года не действовали
ни рука, ни нога левые. И вот теперь, смотрите, я свободно хожу»,-
и сделал несколько шагов вперед и назад.
Правда, шаги еще нетвердые, нерешительные, но поза смелая, уверенная,
торжествующая. «И левою рукою начинаю владеть»,— и при этом поднимает
ее вверх и в стороны, и так и сяк шевелит ею.— «Я вот сейчас чувствую,
как она у меня внутри расправляется... Как что-то пробегает там...»
Восторгу и радости его не было конца.
Я спросил его о его имени, летах и месте жительства.- Звать его
Алексей Фомин Грибцов, ему 30 лет, живет он в Ставропольской губернии,
Медвеженского уезда, в селе Красная Поляна.
Много и много всяких больных подходило в эту ночь. И слепые, и хромые,
и всякие расслабленные. Кого подводили, кого подносили, кого поднимали
на носилках даже к самому гробу. Вопль, стон и крики постоянно оглашали
своды храма. Громче и чаще всего раздавались странные, неистовые
крики бесноватых женщин. Кроме описанного, были и еще случаи исцеления
за эту ночь. Сподобил и меня Господь быть очевидцем некоторых из
них. Вот вижу, как сейчас, один приближается ко гробу: его всячески,
неестественно дергает, перекашивает; голова трясется, как не на
чем держаться ей. Вот он поднялся на помост, вот стоит у гроба,
вот ему сейчас прикладываться — и вдруг он как-то весь вытягивается,
выпрямляется; голова принимает естественно-уверенное положение;
на лице, вместо судорожных искажений, появляется выражение светлой
радости, тихого спокойствия. Прикладывается и отходит уже совершенно
здоровый. Но преимущественно мне привелось быть свидетелем исцелений
многих истеричных, бесноватых женщин.
Вот одну подводят: она дрожит, трясется вся, но идет послушно, лишь
кричит: «Ой! Ой! Ой!»...
Вот другую подводят уже с силою: она упирается, кричит: «Не хочу,
не хочу, оставьте меня, не мучьте меня!..» Вот вдруг раздается неестественный,
пронзительный звук, приводящий в невольное содрогание всех присутствующих
в храме, и затем послышался стук, как от падения. Это женщина, стоявшая
вдали, так закричала и, упав на пол, стала биться. Ее поднимают,
насильно ведут; она бьется; странно, как-то по-зверски кричит, скрежещет
зубами. Чем ближе подводят ее, тем сильнее и страшнее с нею припадок.
Глаза смотрят страшно, напрягаются, кажется, готовы сейчас выскочить
из орбит. Но вот подвели, она кричит так учащенно: «Выйду, выйду,
выйду...» - и, наконец, успокаивается, утихает... Прикладывается
- и отходит уже со светлым, спокойным лицом, совсем здоровая, отходит
к стороне, усердно молится и благодарит Господа и нового угодника
Божия и славного чудотворца отца Серафима за чудесное избавление
от тяжкого и страшного, мучительного недуга. Всю ночь раздавались
эти ужасные, неистовые крики, всю ночь подводили одержимых этой
страшною болезнью. И думается, все, страдавшие этой болезнью, получали
облегчение или совершенное исцеление.
Справедливо скажу, что и все другие, притекавшие к раце честных
и многоцелебных мощей, не отходили отсюда тощи, получая каждый полезное
себе: кто вразумление, кто наставление, кто - утешение, кто - облегчение,
кто - подкрепление, кто - возрождение к новой жизни и совершенное
исцеление. Это я мог заметить, наблюдая всю ночь за подходившими.
Вскоре, благодаря любезности одного иеромонаха, уступившего мне
свое место, я стал в изголовье гробницы. И так я теперь близко,
близко к преподобному Серафиму, как только возможно, и эта близость
не на минуту, не на один час, а на всю ночь, до самого утра. Всю
ночь бесперерывно и без перемены имел я счастье стоять на этом месте,
постоянно наклоненный над гробницей, держа в руках воздух и накрывая
им всех, подходивших и прикладывавшихся к святым мощам.
И что это была за ночь! - Незабвенная ночь! Беспримерная, бесподобная,
неописанная, священная, божественная и поистине спасительная!..
Чувствую свое полное бессилие, чтобы описать ее. Где я стоял? На
небе или на земле?!
Простоять столько часов,- всю ночь на одном месте беспеременно,
в одном постоянно наклоненном положении - и не чувствовать утомления.
Стоять и не чувствовать, что стоишь, что под ногами есть что-то
неподвижно-твердое, непоколебимо-устойчивое; не значит ли это: стоять
и не чувствовать, что стоишь на земле?!
А вокруг - свет от множества больших, рублевых свеч, так тесно уставленных
на огромных подсвечниках и пылающих таким ярким пламенем! А надо
всем этим мерцающий мягкий, кроткий свет множества прекрасных лампад,
блестящих теперь таким необыкновенным блеском! Стоишь в сфере этого
необыкновенного света, как бы окутанный облаком небесной славы,
видишь этот ярко пылающий огонь, горящий и неугасающий,-и мысль
переносится к несгораемой купине, и слышишь как бы голос, несущийся
оттуда: «Иззуй сапоги: место, на котором ты стоишь, есть свято».
И действительно, чувствуешь несомненную близость святыни. Вот Он
пред тобою, близ тебя, и не на один миг, не на один час, но на многие
часы. И давно ли я безнадежно мечтал лишь приблизиться на миг к
этому святому месту? Только час тому назад, когда я стоял у моста,
в виду монастырской ограды, задерживаемый стражей, думал я об этом
месте как о далеком, недоступном, как потерянном для меня на некоторое
время. И вот - эти, тогда казавшиеся непреоборимыми, препятствия
я, как будто вмиг, пролетел, как в сонном видении, и стою теперь
так близко, близко к дорогой святыне. И чувствуешь благоухание ее,
и жадно вдыхаешь его в себя, желая как бы слиться всем своим внутренним
существом с тем святым миром, который вдруг предстал пред тобою.
И открывшийся простор воображения создает дивные картины общения
с этим миром, и расширяется и распространяется самое сердце, чтобы
вместить в себя бесконечные радости представшего нового мира.
Смотришь кругом и видишь, что ты стоишь как бы в центре пылающего
света, который волнуется, дрожит, трепещет и, распространяясь вдаль,
слабеет, редеет и исчезает, теряясь в окружающем сумраке ночи.
И вот расступается этот таинственный сумрак, как бы раздвигается
какой невидимый полог,— и выступают оттуда, нескончаемой вереницей,
люди всякого возраста, всякого звания и состояния.
Выступают, приближаются, входят в область ярко пылающего света.
Миг, один только миг каждый стоит в этой области,- и идут своей
чередой, удаляясь и теряясь опять в раздвигающемся снова пред ними
сумраке с другой стороны... Идет и идет эта вереница,- и нет ей
конца... И знаешь, что не будет ей конца ни ныне, ни завтра, ни
даже послезавтра. Так и будет идти она нескончаемой чредой.
И представляется при этом, что многие из подходящих еще с утра стояли
в цепи, и некоторые еще не ели ничего. Заняв место в ряду, они уже
не уходили с него, но мучительно-терпеливо ожидали очереди, томительно-медленно
приближаясь к заветному месту, вершками измеряя и сокращая расстояние.
И вспоминаются при этом эти, виденные днем, длинные, длинные ряды
стариков, старушек, молодых людей всякого звания, понурых, согбенных,
усталых, опирающихся на костыли или на плечи друг другу, но углубленных,
сосредоточенных в самих себя, но, видимо, решительных, терпеливо
настойчивых, упорно достигающих своей цели. Каждый из них был занят
глубоким размышлением по поводу приближающегося великого момента.
И забывались при этом все эти трудности и телесные нужды,-они казались
ничтожны,- так представлялся значительно важным и великим этот момент.
И вот он все ближе и ближе,- сердце исполняется все большею и большею
радостью и трепетно бьется в ожидании близкого счастья. И обнимает
всю душу чувство умиления, чувство глубокого благоговения. И вот
на всем протяжении этих длинных рядов слышатся то там, то тут молитвенный
шепот, тайные вздохи, а где-то как бы глухое, едва сдерживаемое
рыдание. «Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас»,- эти слова
можно было слышать везде и во всякое время. «Батюшка, отец Серафим»,-
взывает одна женщина; при этом глубоко вздыхает, судорожно качает
головой, а слезы ручьем льются из глаз.
Теперь каждый в душе своей несет свою нужду, чтобы повергнуть ее
пред лицом «Батюшки», «Отца Серафима» и найти у него утешение и
облегчение.
У кого недуги телесные, у кого душевные, у кого скорбь, теснота,
недоумение,- всё это теперь неотступно стоит пред мыслью и чувством
каждого и ждет, ищет разрешения.
И чем ближе и ближе к святому месту, тем неотступнее мысль о своем
недостоинстве, о своем окаянстве, о греховности и бедственности
своей природы, и тем больше душа проникается умилением и сокрушением,
и тем сильнее чувствуются так непрестанно изливающиеся здесь милости
и благости Божий.
И вот я вижу: выступают из полумрака эти уповающие, благоговейные
лица, с умиленною душою и с сокрушенным сердцем. Вот они подходят
ближе,— просветляются. Взоры с чистою верою и тихой надеждой обращены
кверху. Уста шепчут тайную молитву. Наконец они - у гроба. Чувство
умиления наполнило всё сердце. Нет сил более сдерживать себя от
нахлынувших новых мыслей и чувств - и вот слышится тихое всхлипывание,
глухое рыдание. Наконец, давно ожидаемый момент приблизился. Вот
Он, вот «Батюшка». Теперь он так близок, что доступен даже прикосновению.
Все чувства поднялись и достигли теперь своей высшей, так сказать
кульминационной точки.
Раскрой же пред ним свое сердце, поведай ему свою скорбь, какую
ты нес сюда сотни и тысячи верст терпеливо, молчаливо, тая от других!
И как при жизни каждого идущего к нему он встречал с простертыми
объятиями и словами: «Гряди ко мне, радость моя»,— так и теперь
встречает он тебя благоуветливыми словами: «Гряди ко мне, радость
моя, поведай мне всё горе свое, и я утешу тебя!»
И настал момент благодатного озарения, внутреннего просветления
верующей души. Момент этот слишком краток - миг один, но это был
миг извлечения искры для возжжения света; к нему готовилась душа
целые недели и особенно усиленно, напряженно в последние дни и в
эти последние часы. И не напрасны были эти томительные ожидания,
эта напряженная, сосредоточенная деятельность души. Этот миг был
как бы моментом зарождения новой жизни.
Скорбь здесь претворялась в радость, болезни получали исцеление
или облегчение, страсти улегались, утихала мятущаяся мысль, утешалось
сокрушенное сердце. В этот краткий миг в верующей благочестивой
душе, от непосредственного соприкосновения ее с небесным миром,
возгоралась искра небесного огня, которая разом освещала все внутреннее
существо, изгоняя оттуда весь мрак страстей и согревая сердце теплотою
божественной любви. Неси же, неси эту искру небесного огня! Береги
и храни ее!
И уходит один, другой, третий - успокоенные, просветленные. И подходят
иные также в ожидании утешения и благодатного озарения. И слышится
как будто из гроба для всех приветливый, радостный глас: «Грядите,
грядите ко мне...»
А здесь, у аналоя, в соответствие этому, раздается голос священника,
читающего Евангелие: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененный,
и Аз упокою вы... иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть...» И
так всю ночь.
И так всю ночь, до самого утра я созерцал эту чудную, дивную картину
благоговейного приближения и вступления верующей души в новую, светлую
область, картину таинственного общения души с новым, небесным миром.
По благословению
Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия в честь столетия
канонизации преподобного Серафима Саровского с 29 июля по 1 августа
проводились прямые интернет-трансляции Сарово-Дивеевских торжеств.
Посмотреть трансляции в записи можно по адресу: http://www.pobeda.ru/serafim/
, ссылки на записи торжеств смотрите здесь Подробнее
об этих трансляциях
Сайт Саровского
и Московского информационных центров 'Серафим
Саровский. К 100-летию канонизации' - информация о торжествах.
Также собраны житие святого, иконы Преподобного Серафима, хроника
жизни и подвигов, молитвы, службы святому, библиография, памятные
места, статьи.
Специальный
выпуск газеты "Церковный вестник", посвященный празднованию
100-летия прославления преподобного Серафима Саровского
Официальный
сайт Оргкомитета по оказанию содействия проведению общественно
значимых культурно-просветительских мероприятий, связанных с празднованием
Русской Православной Церковью 100-летия канонизации Серафима Саровского
Страницы
прихода Храма Всех Святых. Наиболее подробное описание истории
и жизни монастыря "Саровская пустынь".. Житие Преподобного
Серафима Саровского, Саровский синодик, хроника православной жизни
Сарова (1664 - 2001 г.г.), современная история Сарова.
Нижегородская
епархия Русской Православной Церкви. Сведения о епархии, приходы,
действующие монастыри, духовные учебные заведения, церковные СМИ,
православные объединения. 100-летие со дня прославления преподобного
Серафима Саровского. Новости епархии.
Сайт
Курской епархии. К 100-летию канонизации преподобного Серафима
Саровского. Житие, акафист, молитвы, тропарь, статьи, новости.
Курский интернет
Дивное
Дивеево. Краткая летопись монастыря. Канавка. История прославления
Преподобного. Подвиг старца Серафима. Из
детских воспоминаний о преподобном Серафиме Саровском. Статьи
Священник Василий Тигров. Воспоминания о Саровских торжествах.Ночью
у раки с мощами.Преподобный Серафим, Царь и народ.Чудо прославления.
Саров-Дивеево. 1903