Современное христианство, к великому сожалению, разделено на множество конфессий. Наряду с Православной Церковью, являющейся прямой наследницей времен апостольских и Вселенских Соборов, существует христианство инославное. Первым отпадением от Вселенской Церкви явился католицизм, окончательно отделившийся в 1054 году. Многочисленные его заблуждения неоднократно возмущали христианский мир, что нашло свое яркое выражение в протестантизме, началом которого считается 1517 год.
Главная беда инославных христиан, как и всех еретиков и раскольников, в отрыве от живого тела Церкви. Отрыв от Жизни неизбежно приводит к нарушению жизнедеятельности. Живет в Церкви Дух Святой и "дышит, где хочет". Попытки строить религиозную жизнь в отрыве от Бога обречены на провал (49, 157). Ведь религия и есть "связь с Богом" (по одному из толкований на основе латинского слова (28, 6)). Бог Отец благоволил послать в мир Сына Своего, Господь наш Иисус Христос создал Церковь Свою, и третье Лицо Святой Троицы управляет Ею. Церковь есть тело Христово, а не человеческая организация. "Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют Ей" (Мф. 16, 18) - Сказал Господь о Церкви в единственном числе, а не о "церквях-сёстрах" в неограниченном количестве, зависящем лишь от степени извращенности падшего человечества и степени помрачения богозданного ума человеческого. В католицизме главенство папы не оставляет места для главенства Бога. В протестантизме отвергая главенство папе отрицаются и всякого авторитеты: и церковной иерархии, и святых. Посмотрим к чему это приводит в мистической сфере, как это отражается в молитве.

Каков же выход из этого положения? Преподобный Симеон Новый Богослов указывает единственно верный путь: "Пришедши в чувство и познав свое недостоинство и окаянство, пусть раскается каждый из таковых от всей души во всех грехах своих, и притекши к отцу духовному, исповедуется ему во всем, взыщет у него оглашения словом истины и наставления, что надлежит всякому христианину знать и делать... Взыщет пусть у него наставления во всем, а также и относительно молитвословий" (20, 253-254). Однако еще преподобный Симеон в юности слышал, как все, без исключения единодушно говорили ему, что "не существует в настоящее время на земле" такого святого человека, который мог руководить им и примирить с Богом (26, 16). Также и святитель Игнатий Брянчанинов говорит о страшной скудности нашего времени в наставниках истинной молитвы (8, 165; 10, 513-515). Однако по милости Божией, и тысячу лет назад нашелся наставник для преподобного Симеона (Симеон Благоговейный, Студийский монах), и в близкое к нам время просияли великие учители молитвы преподобные Паисий Величковский, Оптинские старцы , Серафим Саровский, святители Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник и другие. Следовательно, Дух Учитель не отступает от Своей Церкви.
Православные наставники молитвы в основание её полагают смирение (5, 77; 8, 318-319; 11, 95-96; 15, 246, 279; 18, 393-396; 29, 516; 28, 281; 39, 241; 41, 171; 52, 146). Если мы обратимся к инославным источникам, то здесь также говорится о необходимости смирения в молитве (60, 162-175; 59, 58; 65, 202, 210, 220). Католики образцами и учителями смирения называют Франциска Ассизского (62, 70), Клару Ассизскую (64, 231), Игнатия Лойолу (60, 166-167), Фому Кемпийского³ (65, 107), Терезу Авильскую (60, 167-174), Фому Аквинского (60, 164-165), Терезу имени Младенца Иисуса (65, 14-16; 60, 162-174). Однако кроме истинного смиренномудрия, состоящего в послушании и последовании Христу, и являющегося даром Божьим, действием Божественной благодати, бывает и ложное (6, 24-25; 19, 177-178). Произвольное смиренномудрие под покровом лицемерного служения Богу святотатственно служит сатане, "его сочиняет от себя душа тщеславная, душа обольщенная и обманутая лжеучением" (8, 535).
Чтобы рассудить, имеется ли у инославных духовных писателей понятие об истинном смирении, посмотрим на плоды жизни их, наипаче же на кончину их.
Возьмем Франциска Ассизского, одного из наиболее почитаемых католических святых, основателя нескольких монашеских орденов. Врач утешал умирающего Франциска, что болезнь пройдет. Тот отвечал: "Я не кукушка, чтобы бояться смерти. По милости Святого Духа, я в такой покорности Господу, что одинаково рад и жить и умереть" (63, 38). Но святые отцы постоянно подчеркивают необходимость страха смерти для человека, жизнь с памятованием о смерти (см.: 11, 120-123; 12, 179; 16, 408; 17, 71-75; 29, 409-413; 46, 37). Например, преподобный Макарий Великий даже будучи восхищаем душой на небо херувимом, в ответ на похвалу бесовскую отвечал: "Я боюсь, ибо не ведаю ничего доброго, что я бы сделал" (7, 146-147). Из этого видно, что преподобный не усваивал себе никакого доброго дела, не считал себя достойным рая. (Примеры других святых см.: 11, 123; 29, 817; 42, 187-188). Франциск же Ассизский, услышав что смерть близка, блаженствуя, в восторге (63, 38) воспел гимн смерти:
"Несчастен, кто уйдет отягощен грехами.
Блажен, кто до конца жил по Твоим заветам,
Тому благая смерть зла причинить не может.
Хвалите, славьте Бога моего, благодарите
И со смирением Ему служите" (64, 212)⁴.


Таким образом, видим, что Франциск сам себя относит к тем, кто жил по заветам Господа, и кому "благая смерть зла причинить не может". Такое же "бесстрашие" перед лицом смерти мы наблюдаем и у других католических святых: блаженной Анжелы⁵ Фолиньоской (34, 178-179), Метхильды⁶ (34, 182), Феофана Венара⁷ (65, 259), Терезы имени Младенца Иисуса и многих других.
Знаменательно, что страх смерти теряется у этих "святых" в связи с убежденностью в достижении смирения. Так, настоятельница кармелитского монастыря перед смертью ободряла Терезу имени Младенца Иисуса⁸: "Дитя мое! Ты совсем готова предстать перед Богом, потому что ты всегда хорошо понимала добродетель смирения". Тогда "она сама засвидетельствовала о себе" следующее: "Да, мне кажется, что я никогда не искала ничего, кроме истины... Да, я поняла, что значит смирение сердца!" (65, 262; см. также 65, 204-205, 252-253). Тереза Малая (Младенца) считала себя последовательницей Терезы Великой (Авильской)⁹, для последней характерны такие слова: "Душа, достигшая соединения с Богом, в смирении и святом дерзновении, сама себя высоко да почитает, да будет у нее непрерывно перед глазами память о полученных благодеяниях" (65, 252). Однако лишь "ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчивым душепагубным зрелищем" (8, 537). "Чем более кто приближается к Богу, тем более видит себя грешным" (6, 44; см. также 5, 279; 12, 163; 17, 169; 19, 180-181; 29, 816-817).
Уверенность католиков в своей святости доходит до "пророчеств", подобных следующему: "Сегодня вечером я услышала вдали музыку и подумала, что скоро буду слушать несравненные напевы... Я чувствую, что тогда моя миссия начнется, миссия - учить людей любить Бога, как я люблю Его,.. показывать душам мой малый путь" (Тереза имени Младенца Иисуса) (65, 254). Здесь убежденность не только в своем будущем пребывании в раю, но и в том, что Господь пошлет ее учить других (см. также 65, 112, 143, 255). В то же время Евфимий Великий, например, умирая в глубокой старости, будучи игуменом основанной им лавры (Евфимиевой лавры в Палестине) и чувствуя ответственность перед братией, сказал им следующее последнее слово: "Если я обрящу дерзновение пред Богом, прежде всего, буду просить у него благодати, да буду с вами духом всегда и с желающими подвизаться здесь после вас до века" (7, 197). Видно, что преподобный относит свое будущее на волю Божию, сомневается в своем спасении, и лишь по любви к братии утешает ее.
Франциск Ассизский "еще при жизни сделался чем-то вроде реликвии. Вокруг него развилась настоящая мания амулетов, и куски его одежды, его волосы и даже обрезки ногтей считались святыней, которую верующие оспаривали друг у друга" (62, 75). Католические святые саму кончину свою старались всячески приукрасить. Франциск "страстно возжелал" умереть на родине, где ему был устроен восторженный прием всем населением Ассиз (62, 76), продиктовал вызванному им священнику свое завещание "братьям настоящим и будущим до конца века" (63, 37), воспроизвел перед учениками даже нечто подобное самой великой Тайной Вечери (36, 121), упросил обступивших его многочисленных учеников "снять с него одежду и совершенно нагого положить на землю" (63, 38).¹⁰
Однако смерть можно встречать и иначе. Преподобному Антонию Великому Господь открыл приближение смерти¹¹. Он спустился с горы, где пребывал в уединении и сообщил братии, что видит их в последний раз. Плачущих от охватившей в ответ на эти слова скорби, утешал и убеждал трудиться усердно, не унывать, ежедневно готовиться к смерти и хранить во всей чистоте отеческую веру не входя в общение с еретиками и раскольниками. После этого братия настойчиво стали упрашивать его остаться с ними, так как хотели присутствовать при его блаженной кончине. Но он не согласился, избегая даже посмертного воздаяния чести и славы от людей. Удалился обратно на гору, через несколько месяцев тяжело захворал, и вызвал к себе лишь двух иноков, с которыми подвизался последние 15 лет. Они исполнили последнюю волю преподобного: предали его земле так, что и до сих пор никто, кроме них не знает места погребения. Оставшиеся же после него два одеяния отдали по его просьбе двум близким епископам (7, 75-77).
Мы взяли примеры из жизнеописания лишь трех преподобных отцов, дни памяти которых - 17, 18 и 20 января - ближайшие по календарю. Таких примеров можно указать немало. Однако и приведенного достаточно, чтобы увидеть недостаток смирения у католических святых. Причиной этого является неправильный образ молитвы, а следствием - то, что католические святые не могут считаться наставниками в молитве. Что же касается протестантов, то наставников они отвергают сами, не признавая ни святых, ни священства. "Почитание святых, по Лютеру, есть унижение заслуг Иисуса Христа, как единственного Ходатая между Богом и людьми... Святым, по Лютеру, нужно воздавать почтение только гражданское, но не религиозное", призывая их в молитвах (24, 545).

Отсутствие наставников приводит к искажению содержания молитв.
При ознакомлении с католической молитвой православному человеку первым делом бросается в глаза ее чувственность. Вот сравнение текстов двух молитв. Католическая молитва св. Игнатия Лойолы, почитаемая в Риме в той же мере, как молитва св. Ефрема Сирина:
"Душа Иисуса освяти меня,
Тело Иисуса спаси меня,
Кровь Иисуса упои меня,
Вода от ребра Иисуса очисти меня,
Страсти Иисуса укрепите меня,
О благий Иисус, услышь меня."
(извлечено из книги "Exercices spirituels de St. Ignace")
А вот аналогичная с ней молитва православная из акафиста к причащению Святых Тайн:
"Иисусе, попали терние многих моих прегрешений.
Иисусе, созижди во мне сердце чисто и обнови во утробе моей дух правый.
Иисусе, изведи из темницы страстей бедную душу мою.
Иисусе, потреби во мне нечистые помыслы и злая похотения.
Иисусе, направи слабыя стопы моя на путь заповедей Твоих.
Иисусе, Боже сердца моего, прииди и соедини мя с Тобою навеки" (из икоса 1-го).
"При сравнении этих двух молитв характер чувственности, присущий первой молитве, проступает рельефно" (36, 157-158).
Некоторые молитвы выглядят и вовсе кощунственно. Вот как молилась Тереза имени Младенца Иисуса: "Я прославила Тебя на земле, совершила дело, которое Ты поручил мне исполнить. Я открыла имя Твое человекам, которых Ты дал мне; они были Твои, и Ты дал их мне... Ныне же к Тебе иду..." - нет сил цитировать далее - идет полное копирование Первосященнической молитвы с присваиванием слов Христа себе (65, 214-215).

Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегает: "Самый опасный неправильный образ молитвы заключается в том, когда молящийся сочиняет силой воображения своего мечты и картины", ему кажется что он берет их из Священного Писания, а на самом деле "из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения, - этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя" (8, 234; см. также 12, 168; 42, 192-193). "Большая часть подвижников Западной церкви, провозглашаемых ею за величайших святых - по отпадении ее от Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее - молились и достигали видений, разумеется ложных, упомянутым мною способом. Эти мнимые святые были в ужаснейшей бесовской прелести" (8, 243-244; см. также 9, 215; 12, 204-205; 42, 266). Cвятитель Игнатий Брянчанинов в этом свидетельстве находится в полном согласии с прочими святыми Православной Церкви (42, 220).
В качестве такого неправильного состояния в молитве можно привести Игнатия Лойолу¹² - его знаменитые "Духовные упражнения" (Exercitia spiritualia), выдержавшие много изданий вплоть до сегодняшнего дня. Вместо духовности в них - последовательно приражаемые самовнушения. Возьмем, например, упражнения "созерцания ада". Используются пять органов чувств: 1) зрение (представь широту ада, заключенные души, мучащих их демонов); 2) слух (вслушайся в стоны, рычания, вопли ярости, кощунства против Иисуса Христа и святых, взаимные проклятия отверженных); 3) обоняние (вообрази пламя, серу, отвратительный запах гниющих трупов); 4) вкус (испробуй горечь слез, сожалений, угрызений, отчаяния отверженных); 5) осязание (прикоснись к пламени, пожирающему не только тела, но и души) (32, 22). В Православии также находим совет, как подготовить себя к молитве - например, у святителя Феофана Затворника: "Действеннее всех других помышлений - мысль о смерти, о суде и о последнем решении вечной участи нашей" (46, 37; см. также 11, 121-122; 21, 13-15), но в этом и подобных высказываниях нет и тени намека на измышление каких-либо "картин".¹³ Можно сделать вывод, что "упражнения" Игнатия Лойолы описаны им из состояния прелести (8, 244; 25, 311; 32, 25-26; 36, 141; 42, 191-192, 221). Такое состояние называется "чистый ментализм" (36, 141) или мечтательность - "неправильное действие умом", по словам святителя Игнатия (8, 234-237).

Кроме такого вида прелести, святитель Игнатий Брянчанинов описывает "неправильные действия сердцем". "Исполненные безрассудной гордости... желания и стремления сердца насладиться ощущениями святыми, духовными, божественными, когда оно еще вовсе не способно для таких наслаждений... Сердце усиливает вкусить... Божественные ощущения, и не находя их в себе, сочиняет их из себя, ими льстит себе, обольщает, обманывает, губит себя, входя в область лжи, в общение с бесами, подчинясь их влиянию, порабощаясь их властью" (8, 245). Такой страстной тягой к наслаждениям исполнены духовные опыты многих католических святых (65, 93, 203). В пример можно привести видение Франциска Ассизского, окончившиеся стигматами. На висках у него были шрамы, на руках и ногах раны, пронзенные "мистическими гвоздями", в боку "рана от копия". Эти раны кровоточили и не заживали до самой смерти, верующие сохраняли тряпочки, пропитанные кровью (36, 113-118; 42, 187; 63, 35; 64, 220-223). Франциск имел последователей: стигматизации подверглись 330 человек, 60 из них причислены к лику католических святых, например, Екатерина Сиенская¹⁴, Катерина Риччи¹⁵, Луиза Лато¹⁶ (36, 113; 54, 527; 66). У католических "святых" развиваются видения Христа и Богоматери, переходящие грань целомудрия. Это Бернард Клервосский¹⁷ (54, 202; 55, 126), блаженная Анжела Фолиньоская (34, 169-170; 37, 884-885; 42, 188-190; 42, 246), Екатерина Сиенская (42, 246, 266; 54, 527; 55, 125), Тереза Авильская (34, 173-174; 37, 885; 42, 190-191, 246), Хуан де ла Крус¹⁸ (42, 246; 53, 283-284), Маргарита Алакок¹⁹ (32, 16-20; 34, 177).
Недаром святитель Игнатий Брянчанинов замечает: "Усиленный подвиг находящихся в прелести обыкновенно стоит рядом с глубоким развратом. Разврат служит оценкою того пламени, которым разжены прельщенные" (8, 244; см. также 9, 215-216, 298-299; 10, 499). Такое прельщение в Римо-католической церкви наблюдается сразу же после ее отхода от Православия (10, 498; 42, 222)

Многие древние подвижники и православные святые достигали высоких состояний в молитве, таких как молитва умная, сердечная и высшей стадии умносердечной молитвы - созерцания Бога (8, 153; 11, 114-119; 12, 218-227; 28, 252-254, 278-280; 46, 15, 53-54; 51, 294-295). При этом, как уже было отмечено выше, такие состояния достигались величайшим смирением и к тому же - многими трудами (21, 17-20). Эти духовные состояния относятся в первую очередь к внутренней молитве. Однако она неразрывно связана с наружной молитвой, соответственно тому, как связаны душа и тело в человеке (41, 138-140; 43, 231-232; 46, 18). Рассмотрим теперь наружную молитву.
"Молитва, словами произносимая и сопровождаемая другими знаками благоговения", называется наружной (23, 79). Под "словами" следует понимать выражение молитвы голосом: чтение, произношение по памяти и пение (46, 16). "Знаки благоговения" - это определенное положение тела и движения: стояние, поклоны, крестное знамение, целование икон и взирание на них, возжегание свечей и другие (23, 80; 21, 4; 28, 257-258; 46, 17-18; 47, 5; 57, 109-111).
При анализе внешних условий молитвы наиболее заметно то среднее положение, которое занимает Православие среди других конфессий, его "средний путь". Если в католицизме внешнее чрезмерно преувеличено, напыщено, экзальтировано, то протестантизм стремится отбросить всякую обрядность.
В качестве уродливого примера использования католиками внешних приемов можно привести бичевание. Желание усилить внутреннюю молитву привело к появлению в 10 веке "системы покаяния", соединявшей чтение известного числа псалмов с определенным количеством ударов. Будучи массовым в 13-15 веках это увлечение "не совсем исчезло" и сейчас (54, 264-265; см. также 66).
Наружная молитва имеет особенное значение в церковном богослужении (43, 231; 46, 16), при этом на характер молитвы влияют многие внешние условия.
"В богослужении Католической Церкви менее чем в православном, духовной высоты, внутреннего смысла, религиозной строгости и чистоты древнего предания. В нем более чувственного, мирского характера, более заботы о внешности и расчетов на эффект, более влияния на воображение, чем на ум", театральности (24, 535; 41, 179). Немало отклонений найдем мы там в чине литургии (55, 43, 103-104). Но и сам характер ее совершения имеет такие, например, черты, что кроме главной литургии, совершаемой для всех (missa cantata), одновременно на других престолах, по заказу частных лиц, наскоро шепотом прочитываются другие литургии (missa lecta) (24, 537; 55, 104). Все это приводит к тому, что "замечается там менее благоговения к святому месту. К престолу подходят, вокруг престола ходят, на престол облокачиваются не только служители Церкви, но и простые миряне, мужчины и женщины" (24, 537). Для католика богослужения является чем-то внешним, он в нем не участник (50, 84-85). Если в православной церкви богослужение построено на диалоге ("Господу помолимся" - "Господи, помилуй"; "Мир всем" - "и духови твоему", священнику отвечает народ), то в католической церкви отвечает министрант, специальное лицо, стоящее рядом с пастором (30, 50).
Лютеране "стараются, сколько возможно, упростить всякую внешность - обрядность в богослужении" (24, 545-546). У кальвинистов отношение к церковной обрядности враждебнее, чем у лютеран. "Все богослужение их обращается в одну проповедь, нередко рутинную, скучную; местами молитвенных собраний служат простые комнаты, более похожие на школу, чем на Церковь. Все обращено только к научению одного рассудка; никакой пищи чувству и воображению, которые так же, как и рассудок, требуют себе высшего удовлетворения в религии" (24, 548; см. также 27, 30). О них святитель Игнатий Брянчанинов писал, что новейшие еретики "с ужасными хулами... отвергли божественную литургию, все таинства, всё, всё, где Вселенская Церковь всегда признавала действие Святого Духа" (10, 476). Особенно они ненавидят писания святых отцов (10, 516-517). Протестанты не обращаются к невидимому миру с просьбами не только о помощи, но и о единомыслии в молитве²⁰ (50, 83; см. также 16, 259).
"В католических храмах позволяется сидеть присутствующим при богослужении что в древней Церкви не было допускаемо. Требуется, чтобы вставали только в особенно важных моментах, например, во время чтения Евангелия, возношения Даров, когда священнослужащий благословляет народ и т. п. Для сидения при богослужении средина католических храмов бывает занята креслами и скамейками, места которых продаются иногда за деньги" (24, 538).
"Общее устройство католических храмов отличается от православных тем, что в них главная часть обращена на запад; также и в домашней молитве римские христиане имеют обычай обращаться не на восток, а на запад (к месту жительства папы)" (24, 537).
"Крест полагают на себя католики пятью перстами, а не тремя²¹, и сперва на левое, а потом на правое плечо" (24, 538). При этом они сами осознают, что изменили в XIII столетии древний образ молитвы, оправдываясь удобством (44, 360-362). Протестанты вообще не крестятся (44, 361).
В западных храмах нет ни иконостасов. "В западной иконописи, при большем изяществе внешней формы, менее духовной высоты и строгости христианской идеи. Там более дается места произволу художественной фантазии, чем у нас. У западных художников высокий, неземной мир святых людей изображается иногда слишком похожим на земной чувственный мир со всеми его волнениями и страстями. Кроме иконописных изображений, в западных церквах употребляются также и пластические (статуи лепные и резные)" (24, 537-538). "Часть христианского мира постепенно возвращается к тем элементам в искусстве, к его чувственности и иллюзорности, с которыми так упорно и долго боролось раннее христианство" (48, 363).
Лютеране "отвергнув большую часть церковных украшений, служб и обрядов,.. оставили в своих храмах только изображение распятия, некоторые иконы, удержали пение и музыку при богослужении, колокольный звон, некоторые церковные процессии и вместо древних, оставленных ими, молитв и гимнов составили свои новые" (24, 546).
Католики и некоторые из протестантов во время богослужения употребляют орган, который они заимствовали от Византийских императоров (на Востоке орган имел чисто светское применение) (35, 57; 58, 192). При этом характер музыкального сопровождения противоположен истинной молитве (40, 57-58).
Церковное чтение в Православном храме ровное, спокойное, лишено эмоциональности. Чтец не навязывает слушающим своего толкования слов молитвы. "Напротив, на протестантском собрании идет постоянное эмоциональное давление на слушателей. Тот, кто сейчас читает свою молитву, придыханиями, интонациями, жестами выдавливает именно ту эмоцию, которая кажется ему сейчас наиважнейшей" (33, 124-126). Отсутствие молитвенной дисциплины, неумение различать духовные состояния, жизнь без литургии и без исповеди приводит протестантов к необходимости постоянно возгревать себя чисто психическими приемами. Результат - "состояние эмоционального опьянения, когда человек собственное возбуждение путает с касанием благодати" (33, 158-159).
"Некоторые из лютеран усердно и с горячностью молятся Богу и на этих чувствах мнят основать свое спасение, оставляя без внимания главнейшую заповедь Господа, который говорит: "не всяк глаголяй Ми: Господи! Господи! внидет в Царствие Небесное; но творяй волю Отца Моего, иже на небесах" (Мф. 7, 21)". Исполнение же воли Божией "начинается, прежде всего, послушанием Церкви Христовой" (4, 43-44). Эти слова преподобного Амвросия Оптинского можно отнести и ко всем инославным исповеданиям.

"Молитвы учитель - Бог; истинная молитва - дар Божий" (9, 273, см. также 41, 174). Единственный путь ко спасению - неуклонное последование наставлениям святых отцов. "Мысль благая, спасительная!" (8, 560) - восклицает святитель Игнатий Брянчанинов и продолжает - "чтение отцов с полной ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви, несомненно, чего лишены религии западной Европы, как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения Церкви Христовой" (8, 561).
По канонам Православной Церкви запрещена совместная молитва с еретиками (Правила святых апостолов: 45-е, 65-е; Лаодикийского собора: 9-е, 33-е; Тимофея, еп. Александрийского: 9-е; (3)). Из анализа различий православной и инославной молитвы становится ясно, что совместная молитва с ними не может быть возможна, не только из-за различий в догматах и обрядах, но в связи с различиями в самом характере молитвы (34, 167). В связи с этим в православной Церкви складывается мнение о необходимости выхода из экуменического движения (31, 102; 45, 11).